— Знает ли царица, кто посол субоба?
— Она знает, и это, я думаю, смягчает горе, которое причиняет ей цель посольства.
— Она действительно сильно огорчена?
— Мысль потерять свою независимость ей ненавистна, и, если ее сердце несвободно, она должна страшиться, как смерти, этого союза.
— Ах, Лила! Твой нежный голос всегда утешает меня. Ты постоянно стараешься успокоить мою тоску. Но пусть! На этот раз счастье жить много дней около нее, быть в ее дворце, видеть и слышать ее так велико, что я не хочу думать об отчаянии, которое наступит потом и будет концом всему.
— Я вполне разделяю эту радость, это торжество твоего чествования, как равного, — сказала Лила. — Твоя слава уничтожила все предрассудки! Ах, ты можешь гордиться, потому что победа далась не легко!
— Она также и твое дело, моя великодушная союзница, и я чувствую больше благодарности, чем гордости.
— Урваси наконец призналась, что ей стыдно за свой первый прием, и это должно заставить тебя забыть его, — сказала принцесса. — Но я не могу дальше оставаться с тобой. Имей терпенье! Завтра будет торжественный прием посланника, а потом пойдут празднества, во время которых ты будешь свободно видеться с ней.
Она протянула руку по направлению к одному месту дворца.
— Наблюдай за той террасой, над которой развеваются флаги. Там появится царица для вечерней молитвы, и ты можешь увидеть ее. Она последняя прощается с заходящим солнцем.
— Как ты добра, что предупредила меня! — сказал он, пожав ей руку. — Какое великолепное сокровище — сердце, подобное твоему!
Лила взглянула на него печальным взором и подавила вздох.
— Пойдем, пора вернуться! — сказала она.
Он последовал за ней, с сожалением оставляя эту террасу и бросив тревожный взгляд на солнце, которое уже касалось горизонта.
Залы еще были полны царедворцев и неподвижных пажей; они сложили на груди руки и как будто чего-то ждали.
— Господин! — сказала принцесса, снова принимая важный тон. — Ты здесь хозяин, приказывай! Твои желания будут для нас милостью. Мы твои рабы и рабы твоей свиты.
— Отпусти их с любезностью, — прибавила она тихо. — Иначе они никогда не уйдут.
Как только Бюсси остался один, а Наик занялся своим делом, он вернулся на террасу и, опершись о лепные перила, принялся наблюдать.
Толпа, весело болтая, медленно выходила из дворов дворца, которые она наполнила вслед за свитой. Женщины, более любопытные, зашли дальше всех и теперь уходили немного смущенные, общипывая свои гирлянды. У многих щеки были раскрашены желтой краской, «горочаной», которую находят в голове коровы. Женщины красиво закутывались в свои полотняные, шелковые или кисейные шали. Последние состояли из большого куска цельной материи, который обертывается вокруг тела, закрывая одно плечо и обхватывая талию, а второй конец иногда служит покрывалом. В сильно проткнутых ушах были продеты золотые кольца; «мукути», вдетый в ноздри, обрамлял их рот, а иногда его тонкое кольцо, украшенное жемчугом, доходило до груди. На щиколотках ног и на кушаке звенели бубенчики; у всех губы были выкрашены бетелем; на лбу были значки, обозначавшие религиозную секту, к которой женщины принадлежали: тройной полумесяц, выкрашенный шафранной краской, обозначал поклонниц Сивы; две желтые полосы, изображавшие Ганг, — поклонниц Вишну. Вместо мукути у последних в ноздри была продета цепочка из раковин.
Много духовных особ пробиралось мимо медленными шагами с важным видом, сопровождаемые поклонами своих приверженцев и презрительным взглядом прочих. Чтецы Пуран, в шапочках, посыпанных сандаловым порошком, несли под мышкой священные книги, завернутые в коврики, которые они расстилали во время чтения на перекрестках, где собирались слушатели. Другие, посыпанные пеплом, со знаком Сивы на шее и с собранными в пучок волосами, несли в руках, вместо чаши, полчерепа. Некоторые из них, с длинными бородами, были одеты в желтые рубашки, сверх которых были накинуты шкуры черных антилоп. Многие опирались на высокие бамбуковые палки или потрясали луками, украшенными павлиньими перьями и колокольчиками.
Потом наступило молчание; народ удалился; слышался только глухой шум барабана, в который должны были бить день и ночь в знак празднества, да крики рабов, распрягавших слонов.
Маркиз пожирал глазами картину, расстилавшуюся у его ног.
Он ежеминутно бросал взгляды на террасу, где должна была появиться царица, но там только копошилось голубиное население.
Он старался понять расположение дворца, его странные запутанные низкие здания из розового песчаника или белого мрамора, с крышами в виде террас с легкими перилами, его многочисленные дворы, сады, галереи, его изящные триумфальные ворота, высокие зубчатые башни и лепные каменные крыши в виде пирамиды или яйца.