— Ха-ха-ха! — засмеялся он. — Ну, рассмешил! Хорошая шутка!
Посмеялись, вышли на шкафут, закурили. Я здешний курил. Спортсмен, хе-хе…
— Тут вот ещё что, Тимофеич. Помнишь игрушку, что ты Генке в том году делал?
Токарь бросил на меня взгляд и снова уставился в бескрайнее море.
— Ну…
— Сделаешь мне такую же?
— Тебе-то зачем? — буркнул точила. — Тот конкретный был человек, хоть и молодой. А тебя куда несёт? Правильный вроде парень. Комсорг, молодой коммунист… Зачем тебе, э-э-э, такая игрушка.
Я помолчал.
— Ты в чертовщину веришь? — спросил я.
— Кхм! — кашлянул токарь. — Вообще-то я, хоть и коммунист, но в бога верую.
— Ну, значит и в чёрта тоже веришь. Так вот не знаю, кто ко мне приходил, но сказал, что скоро в стране будет полный пи*дец. И начнётся всё после девяностого года. Страны не станет. На улицах будут бандиты хозяйничать. И без, хе-хе, оружия лучше и не ходить. Очень чётко было мне показано, что случится. Вот я и решил…
Фёдор посмотрел на меня с озабоченностью.
— Ты не переутомился, как наш профорг, случаем?
Я вздохнул.
— Вроде, нет. Да и списываюсь я в мае. Замену потребовал. Что тут осталось-то? И не ловлю я чертей. Просто сны снятся. Это я так назвал сие, чертовщиной. А то, может быть и наоборот, предупреждение свыше идет.
— Хм! Не святой старец ты, чтобы тебе видения приходили. Или я чего-то не знаю?
— Не-не! Точно не святой! Однако вот… Отягощён откровениями…
— Хм! Заговорил-то как витиевато. Как наш батюшка в Ильинской церкви.
— Ходил туда? — удивился я.
— Ходил, — со вздохом ответил Фёдор.
Я подумал-подумал и решился.
— Я больше скажу, Фёдор Тимофеевич… В этом апреле в Припяти атомная станция загорится и реактор взорвётся. На Киев радиация ляжет, но не много, не очень смертельно.
— Что значит, «не очень смертельно»? — удивился токарь.
— Ну… До шестисот микрорентген.
— Сколько? Да ты понимаешь, сколько это⁈
— Понимаю. Мы проходили по военке. Пятьдесят — это край, за которым последствия.
— Именно! А ты — шестьсот. Гонишь ты, Михал Василич!
— Посмотрим. В апреле бахнет. Двадцать шестого. Но объявят об аварии только двадцать седьмого апреля. Тогда же начнётся эвакуация населения Припяти. Двадцать восьмого об аварии сообщит ТАСС.
Я закрыл глаза и 'замогильным голосом произнёс:
— «На Чернобыльской атомной электростанции произошла авария. Повреждён один из атомных реакторов. Принимаются меры по ликвидации последствий аварии. Пострадавшим оказывается помощь. Создана правительственная комиссия»
— Знаешь что, Василич. Я думал, что ты нормальный парень, а ты…
Он сплюнул в море и выбросил окурок сигареты.
— Таким не шутят, — процедил он. — У меня семья в Киеве и сестра в Припяти.
— Так я и не шучу. Я помню, ты говорил про жену и детей. Про сестру не помню. Телеграфируй, чтобы срочно уезжала.
— Да, ну тебя, Василич! — он махнул рукой. — Скажешь тоже. Как я телеграфирую? Ты херню несёшь, и думаешь, что я поведусь на твой прикол⁈
— Ты охренел, Тимофеич⁈ Какой прикол? Я что е*анутый⁈ Посмотри на меня, я похож на человека, готового получить от тебя железякой по башке, и оказаться за бортом. За такие приколы убивают. И не мне тебе об этом говорить. Ты сам с понятиями.
Токарь бросил на меня косой взгляд.
— Ты представляешь, как я буду радировать? Что я ей напишу? Срочно уезжай, будет взрыв на ЧАЭС? Меня тут же гэбэшники примут.
— Письмо напиши. Ещё месяц целый. Дойдёт. Как раз перегрузчик ждём. Трюмы полные.
— Письмо? Хм! Вариант! Только не поверят ведь! Подумают с ума сошёл вдали от дома.
— А ты напиши, что у нас тут ясновидящий работает. Что не первый раз сходились его предсказания. И напиши, что не молодой парень, а солидный дед. Всем известный целитель.
— А ты целитель? А, ну да. Ты же мне спину правил!
— Правил спину? — чуть не спросил я, но вспомнил, что здесь я пытаюсь лечить методом японской рефлексотерапии. На переборке висят плакаты силуэта человека с точками и линиями меридианов.
— Только она как и болит. Прошла ненадолго и снова.
— Так ты постоянно курить на шкафут выходишь. Там у тебя грелки, как в бане, а тут дубак.
— Ну, да…
Токарь снова закурил.
— Вот ведь озадачил ты меня, — покачал он головой.
— Всё тайное станет явным, — сказал я пожимая плечами и размышляя, сработает ли здесь моя способность настройки чужих нейронов. Если бы так, то здесь этим точно можно было бы неплохо зарабатывать. Скоро Чумак с Кашпировским по телевизору станут народ разводить. И многим, кстати, крышу от этих телевизионных экстрасэнсов посносит. Править можно будет за деньги, да… Сумасшедшие — это наш профиль, хе-хе… Убил одни нейроны, возродил новые, и ву а ля!