— Как так? — спросил он у начальника коммерческого отдела.
— У меня нет такой информации, — сказала Софья Валентиновна.
— Почему у него, — он ткнул пальцем в меня, — она есть, а у тебя её нет?
Николай Иванович позволял себе «свободное» общение с подчинёнными. И даже женщины уже давно к нему привыкли.
— У меня нет такой информации, — стальным голосом повторила женщина.
Никитенко протянул руку к моей портянке, но я покрутил головой:
— Она в ней не разберётся.
— Ничего, пусть попробует. Отчеркни там нужные цифры.
Я отчеркнул и передал сложенные гармошкой листы начальнику управления.
— Иди проверяй, — сказал он и показал пальцем на выход.
Дальше я продолжил доклад по памяти, в которой кое-что из таблицы осталось. Вернулась красная, как рак, Софья Валентиновна.
— Ну⁈ — трагичным голосом спросил начальник.
— Так и есть, — прошептала женщина. — Не знаю, как так вышло.
— Триста тонн рыбы который год прохлаждается в холодильнике и мы за них платим, млять!
— А это, между прочим, те триста тонн, деньги с которых должны были пойти на стройку ещё полгода назад. Просто я начал их искать и нашёл в холодильнике.
— Поздно начал, — буркнул Никитенко. — Деньги надо ковать не отходя от кассы.
— Так не давали информацию. Тайным образом выкрал, можно сказать, проанализировал и вот результат.
Никитенко налился краснотой. Он быстро «набирал помидорный цвет».
— Что значит не давали⁈ Почему ко мне не пришёл?
— Других дел было выше крыши.
— Ну вот. А обратился бы, и не было бы этого… Позора, мать его, Софья Валентиновна. Позора.
Он забрал у проходившей мимо него женщины портянку, посмотрел в неё и сказал
— Мудрёно, но в принципе, понятно. Мне такую, чтобы делали, — сказал начальник обращаясь к статистикам.
— Они не смогут, — покрутил я головой.
— Почему? — удивился Никитенко. — Ты смог, они не смогут?
— У меня компьютер другой.
— И им пусть поставят другие!
— Не получится. Надо и те, и эти. И программами научится пользоваться не так-то просто.
Никитенко посмотрел на меня осуждающе.
— Ты, что их защищаешь, Михал Васильевич? Надо будет научатся. Скажешь нашим какие компьютеры покупать. Да! А ты откуда всё это знаешь и умеешь?
— В журналах прочитал. Английских. Вернее — в американских. В штатовских. У меня мамин брат начальником ЭВЦ в Приморском пароходстве. Он почитать давал.
Никитенко нахмурился, а потом выдохнул:
— Вот, товарищ! Они журналы американские выписывают, а мы? — он посмотрел на начальника ЭВЦ.
— Мы тоже выписываем, — спокойно сказал тот. — Будет задание всё сделаем по высшему разряду.
— Даю Это наши ребята мне компьютер наладили.
— Да? Ну, молодцы, значит! — сказал Никитенко. — Могут! А ты говоришь!
Постепенно перетягивая на себя бразды правления структурными подразделениями молодёжного центра, я стал сначала контролировать, а потом реально руководить происходящими в них процессами, сначала реально решая возникшие проблемы. Например с ремонтом садика, который снова саботировали снабженцы. Я же просто закупил необходимое, а потом выставил счёт. Никитенко так драл Семашко, что с него перья летели.
Снабжение, кстати, не передали мне, да оно мне и не нужно было. Я сам и отказался. Не хватало мне ещё судовым снабжением заниматься. Зато у нас с Игорем Петровичем постепенно сложился отличный снабженческий коллектив. Игорь Петрович переманил зама по снабжению из «Дальморепродукта», пообещав ему квартиру.
Он пришёл со своей «базой» телефонов и адресов, которую мы «срастили» с той, что украли в нашем снабжении и притянул за собой двух толковых кладовщиц, так как мы обзавелись и своим складом.
Как-то незаметно Игорь Петрович стал у меня замом не только по капстроительству, а по всем производственным направлениям молодёжного центра, а я занимался концертной деятельностью, видеосалоном и лечением страждущих.
Дело в том, что я не хотел двигаться по комсомольской и тем более по партийной линии. Тем более, что эти линии скора скажут: «Гуд бай СССР, привет Америка!», осталось то хрен да маленько. Два года и всё. Поэтому я так и активничал с лечением. Какой из меня не то что парторг, а даже секретарь комитета ВЛКСМ. Вот и не переизбрали меня секретарём ВЛКСМ и в партком не позвали. Парткомовцы мне сказали: «Ну, ты сам понимаешь…» Думали, я горевать буду, скандалить, а я мысленно сказал голосом Сухова из «Белого солнца пустыни»: «Понимаю… Хм! Павлины, говоришь? Хе!» Кивнул, и переехал в своё управление в гостинице «Меридиан».