— Будем цех модернизировать, — сказал я.
Мостовой приподнял левую бровь. Это у него ловко получалось. Панин приоткрыл рот.
— Какие у вас идеи, Михал Васильевич? — усмехнувшись, спросил Мостовой.
— Надо вытяжку присоединить к оттайке, чтобы высасывало прямо оттуда.
Мостовой скривился.
— Думали же уже. Аж главмех приходил. Харьковский… Крышка поднимается у оттайки, а мягкой трубы нет.
— Сделаем. Я придумал.
— Хм! — Мостовой скептически улыбнулся. — Рацуха? А! Ну-ну! В чём суть?
— Суть простая. Мотаем из сталистой проволоки пружину нужного диаметра и обматываем её полиэтиленом, соединяем воздуховод с оттайкой. Можно съёмно.
— Хм! — лицо Мостового посветлело.
— Голова, Василич, — высказался Панин. — только, как такую длинную пружину навить. Станок-то двухметровый.
— Можно срастить, — отмахнулся я. — Можно, еще ожарный шланг использовать, но он грубый и засовывать пружину внутрь замучаемся. А так — обернул плёнкой и всё. Причём пружину не на сжатие, а на растяжение. Растянул, намотал. Она сжалась, получилась гофра.
— Голова, Василич, — повторил Панин, уважительно многократно кивая, как китайский божок.
Он и сидел, как обычно, оперев локти в колени, сильно ссутулившись. И ходил ссутулившись. Вечно в телогрейке, шапке ушанке и сапогах. Даже не китайский, а наш… Леший, какой-то. И вечная в углу рта папироса. Черты лица у него были мелкие и какие-то размазанные. Глаза слезящиеся, то ли от дыма, то ли так… Волосы редкие…
— Да-а-а, и вот с этими людьми мне нужно ежедневно, без выходных, общаться, — подумал я.
Правда, были и другие. Говорю же. Этот я был сильно общительным. Он легко знакомился и быстро сближался. Наверное, за эти его качества и пригласил его, то есть меня работать на разведку. Парторг — первый помощник капитана, наверное пишет сейчас променя объективку куда следует. Он мне рекомендовал вступить в партию. Мне рекомендовал и меня рекомендовал. Уже год, как я здесь секретарь комсомольской организации. А это, между прочим, — более ста человек. И молодёжи до двадцати восьми лет ещё человек сто пятьдесят. Тоже мой контингент.
Вечера отдыха организовывал. Дискотеки, то бишь… Фотогазету «Трудовые будни РМБ '50-лет СССР» сам вёл. Для этого взял в подотчёт фотоаппарат «Зенит» и ходил везде по судну «щёлкал». Нормальная получалась стенная газета. Странно, что «мне здешнему», почему-то, самому хотелось этим заниматься. Наверное, от скуки.
Работа двенадцать часов через двенадцать без выходных выматывала не столько физически, сколько морально. Но и физически тоже, да… Ну и, фактически, замкнутое пространство, ограниченное бортами судна, плавающего в безбрежном океане. Мы ведь к берегу не подходили. Серая бесконечная даль угнетала.
Хм! А закат был хорош! Я, пройдясь по периметру судна и забравшись на самый верх рубки, даже приглядел неплохой ракурс для рисования. Мои художественные навыки ведь никто у меня не забирал. Тут я тоже рисовал, но больше карандашом, так что руки осталось немного укрепить и можно приступать к рисованию. Встретил, кстати, возле столовой команды где ужинал Наталью Басову и спросил у неё про краски. Она, удивлённо вкинув тонкие брови, сказала, что художественный набор есть вместе с этюдником. Да и «в разброс» баночек с красками было огромное количество. Несколько коробок. Оформляли праздники чем?
— А тебе зачем? Ты же красками не можешь. Сам говорил.
— Пришло время раскрыть тайну, — улыбнулся я.
Мне уже удалось в задумчивости почиркать по листику пастовым карандашом, изображая хаотические линии и в этих линиях вдруг, неожиданно для меня, проявился кораблик, увиденный мной ещё в обед за иллюминатором и шедший параллельным курсом.
— Какой-то СРТМ[1], — подумал я, глядя на рисунок. Обычный для меня того рисунок, но не обычный в этом мире.
— Кстати про рисунок, — подумал я и развернул «общую» тетрадь.
— Как нарисовано? — спросил я, показывая кораблик Мостовому.
— Хм! Хороший кораблик, — сказал тот, не трогая тетрадь. — Сам нарисовал?
— А ну, ка, — Панин тоже потянулся взглядом к тетради.
Яразвернул.
— Очень хорошо нарисовано, — кивнул он головой. — Я в молодости тоже рисовал. Картины даже в клубе заводском висели. Сейчас вот…
Панин вытянул правую, и показал свой «тремол».
— Пить надо умеючи. — буркнул Мостовой. — Ты бы, Михаил Васильевич, на нормальном листе нарисовал. Зачем в тетради?
— Да это я так, попробовал. У Натальи про краски спросил.