— Это не огонь, дым, — сказал Сабах. — Сейчас ты увидишь настоящее пламя. — И бросил вместе с Кара-ханом охапку сена под фургон Ахуна и зажег. — Это огонь! — сказал, вернувшись на место.
Огонь быстро поднялся, и все смотрели, как фургон горел вместе с завсегдатаем, и так сгорел дотла, и остался торчать только его железный остов.
Один лишь Норбай не выдержал этого зрелища. Он успел отвязать лошадь и, вскочив на нее, помчался в сторону Чашмы, был так ловок, что вскоре преследователи отстали, устав, и вернулись, чтобы в панике бежать…
— Вы знаете, — говорил Мамидзе, — ну, ничего не оставил после себя, как сам написал: «ни царапины не оставлю, ни следа…»
— Меня удивляет — вы цитируете, — сказал я, — вы человек профессионально трезвый… и верите этим запискам…
— В таких случаях обычно остается, — повторил Мамидзе. — Сейчас техника может восстановить события даже столетней давности по лоскутку, по одному сохранившемуся волосу. А здесь и она оказалась бессильной… Иногда я думаю: «А был ли вообще среди нас этот завсегдатай? Фантастичный человек!» — Но тут же, боясь, что я могу заподозрить его в суеверии, Мамидзе спохватился: — Ну вы, надеюсь, понимаете, что я так, для красного словца?..
Словом, для многих эта история стала казаться загадочной, и вот слышу: слагают уже легенду, некий коллективный миф о завсегдатае. Ждали год, два напряженно, думали, может, объявится мой сосед у матери в Бухаре или хотя бы напишет ей издалека, нет, молчание.
И женщина, на которой он собирался жениться, после первого потрясения стала в чем-то сомневаться, не верить, даже эта местная красавица, Савия, отказалась, говорила, что вообще не видела такого человека и никогда не имела с ним дела.
Ее-то можно понять, не хотела смущать своего нового мужа — учителя. Но вот и Шайхов, он тоже почему-то путал — серьезный человек науки, а говорил, что вспоминает что-то такое, какого-то человека, но не уверен, был ли это Ахун…
Как они все любят оставлять место своему воображению, загадке, даже если Сабах и Карахан с таким ожесточением сопротивляются и твердят:
— Мы его уничтожили, вот этими руками! — И даже когда мое мрачное пророчество так очевидно, к сожалению, сбылось.
Не я ли доброжелательно предостерегал:
— Берегитесь, Ахун, они вас как-нибудь словят… — И вот словили, не уберегся…
1977
РАССКАЗЫ
За честь эмирата
Молла-бек нанялся разгружать клетки со львами для кочевого цирка. Тянул за собой на веревке все это мрачное хозяйство, боясь, что хмельной лев… Аллах праведный, врагам своим не желает Молла!
Но однажды остановился Молла, посмотрел льву в глаза и удивился.
Робкий и стыдливый, сидел хищник в углу клетки, прижав к тощему телу хвост, и с грустью наблюдал, как суетится Молла.
— Вай! Вай! — зашептал Молла от жалости. — Ведь природа сотворила тебя, брат, для устрашения и мужества, а ты уподобился домашней скотине…
И еще Молла шепнул льву, вступая с ним в заговор: — Вижу, что ты фальшивый, брат. Самый обыкновенный ты осел, которого обшили внушительного цвета шкурой…
Но тут Моллу вызвал директор и, протянув небольшой ящик, приказал:
— Отнеси, да поосторожнее, главных кормильцев наших!
Какие-то симпатичные существа жалобно стонали в ящике.
Молла не стал дразнить свое любопытство, сел и открыл ящик.
Выскочили на свет два пуделя и смешно затявкали, наступая на своего спасителя.
Спаситель же, никогда ранее не видавший подобных зверьков, засмущался и сказал на всякий случай:
— Здравствуйте… Рад видеть вас в Бухаре…
Но пудели продолжали тявкать, будучи воспитанными в невежливости.
— Ах, как нехорошо! — послышался голос. И выбежала откуда-то маленькая женщина с обручем в руках, в ярких шароварах.
— Ах, ах! — пожурила она растерянного Моллу.
Пудели радостно запрыгали вокруг женщины,
не переставая, однако, недоверчиво тявкать на Моллу.
— Жанна! Соломон! — сделала им знак женщина, и пудели, толкая друг друга, пролезли через обруч, проделывая один из своих цирковых номеров.
— Видите, какие у меня красавцы? — пожалела женщина Моллу.
— Удивительно, — осмелел Молла.
— А вот еще! Соломон! — приказала женщина. И Соломон стал вращаться вместе с обручем, да так быстро, что Молла снова повторил:
— Удивительно… — И пояснил женщине: — Никогда не видел таких собачек.
И невольно залюбовался самой женщиной, подумав, какая она маленькая и хрупкая, вполне бы могла поместиться в этом обруче и вращаться в своих ярких шароварах.
Женщина взяла пуделей на руки и понесла в вагончик.
А Моллу снова вызвал директор и сказал:
— Молодец! Ты перенес все ящики с хищниками и остался невредим. Теперь я дам тебе более увлекательное дело.
— Какое? — обрадовался Молла-бек, который привык уже к цирку.
— Признайся, ведь ты был уже раз борцом? — Директор для проверки похлопал Молла-бека по его могучему плечу. — Был ведь чемпионом, говори!
— Ну, был, — стал нехотя вспоминать далекое время молодости Молла.
— Во дворце эмира вашего бухарского, — подсказал директор, — ты там на ковре чемпионом стал.
— Кто это рассказал? — недоверчиво переспросил Молла.
— Неважно, — заторопился директор. — Так вот, предлагаю тебе, пока мы гастролируем, выходить на арену для привлечения местной публики.
— А кто этот борец ваш? Я ведь давно все позабыл.
— Не бойся. Беглый бродяга Мариотти. Платить хорошо будем, — пообещал директор. — Имя твое напишем крупно на афишах и расклеим по всему городу.
— Я подумаю, — стал терзать свою душу Молла.
— Подумай, брат, а мы пока афиши заготовим… «На арене нашего цирка — чемпион эмирата Молла-бек!»
Молла-бек ушел, чтобы побродить вокруг цирка и поразмыслить над новым своим занятием.
Была у него бычья натура. Подразни его раз, подразни второй — не откликнется, зато на третий раз бросится яростно и беспощадно.
Вот и сейчас он долго боялся чего-то и несколько раз даже порывался уйти совсем и не попадаться на глаза циркачам. Но афиши с его именем в каждом переулке, возле каждого дома, где знают Молла-бека лишь как бездельника и неудачника!.. И вдруг перед глазами всех: «На арене чемпион эмирата — Молла-бек!»
Тут недалеко от того места, где он стоял в расстройстве, заржала лошадь и послышались шум и голоса циркачей.
— Эй, чемпион! — позвал его из фаэтона директор, сидевший в компании циркачей. — Поехали, местный базар нам покажешь!
Молла-бек заторопился к фаэтону, тяжело дыша, взобрался на него и стал с этой минуты своим в цирке.
На восточном базаре циркачи затмили всех пестротой своих одеяний. Кричали они громче местных торговцев, набрасываясь на прилавки с дынями и миндалем. Брали фрукты для пробы, ели, но не покупали. Гостеприимные торговцы терпеливо вздыхали, видя, как целая ватага насыщается бесплатно, хватая все, что попадется под руки. Осуждали они только Молла-бека, хозяина жадных гостей.
Молла-бек из вежливости покупал все и торжественно дарил маленькой, хрупкой женщине.
— Мерси, — говорила она, взяв яблоко, самое большое и сочное, которое выбрал для нее галантный кавалер Молла-бек.
И повторяла все время одно и то же непонятное: «мерси», принимая с благодарностью следующий подарок — гроздь винограда или дыню.
Позади нее, не отставая ни на шаг, тихо брел задумчивый мужчина, с которым новая знакомая Молла-бека время от времени делилась чем-нибудь особенно вкусным.
— Яков, — говорила она, жалеючи, — попробуй, какая красота — виноград.
И Яков пробовал, тихо жевал, наслаждаясь.
Молла-бек не обращал на это внимания, был великодушен в обществе маленькой женщины.
Только раз, когда Яков тоном провинившегося ребенка обратился к ней, спросив:
— Рикка, я проглотил нечаянно гранатовое зернышко. Это плохо?