Я сунула в карман летних бридж мутный бело-розовый камень, похожий на миниатюрную зефирину. Он, как никакой другой, подходил к моему задумчивому настроению, пикантному вкусу тирамису, солнцу за окном, сытости и довольству жизнью (с капелькой беспокойства за Влада). Больше мне никто не мешал. Хозяйка Варвара вышла на улицу, ее дочка Вера углубилась в разговор по мобильнику.
Я задумчиво покусала пирожное, поднялась на второй этаж Владу.
В комнату Влада меня не пропустили.
-Сергей ему капельницу с антибиотиками и витаминами сейчас хочет поставить, - заявил Сергей Второй озабоченно. – Так что, Ирина, лучше погуляй.
-Да где здесь гулять?
-Дойди до музея Чайников, посмотри экспозицию, купи сувенир. Если не хочешь пешком идти, Юрия попроси. Он тебя отвезет.
Но я не хотела просить шофера. Человеку с расстроенными нервами стоило побыть в одиночестве, пока в голове не устаканятся огромные мухоморы, Переславские тирамису, таинственные озерники - анцибалы и прочее. Ну их всех!
Я вышла под козырек гостиницы и облизнулась, глядя на озеро. В этот момент я пожалела от души, что не захватила купальник. Весь июнь в Питере шли бесконечные дожди, и мне просто в голову не приходило, что где- то, в счастливом месте, летом стоит иссушающая жара.
Мне даже пришлось подтянуть футболку повыше, а бриджи закатать до колен. Я постояла немного, не решаясь выйти на солнцепек, перекинула сумку через плечо и направилась в центр города купить купальник и еще по мелочи.
Через луг к шоссе, мимо стены Свято-Никольского монастыря, бежала тропинка, казавшаяся белоснежной в прямых солнечных лучах. Я довольно долго шла по ней. Густые заросли кипрея, облюбовавших высокую монастырскую стену, источали усыпляющий терпкий аромат, а жужжание пчел вызывало головную боль. Губы мои запеклись. В какое-то нехорошее мгновенье мне показалось, что на меня кто–то смотрит, таится, крадется по ядовитым зарослям высокой крапивы, раздвигает их костлявой рукой, чтоб разглядеть меня поближе, выбрать место на голой беззащитной шее, в которое легко вонзаются… клыки. Черный липкий первобытный ужас, как гной при ангине, подступил к горлу.
Я затравленно замотала головой. О, господи, какая же я идиотка! Мне даже защитить себя нечем – хотя я видела шоссе с машинами, отсюда казавшимися игрушечными, здесь я была в полном одиночестве среди высоких зарослей кустов и травы, у древней глухой стены, с вывалившимися кирпичами из кладки. Ударь меня таким по голове и оттащи, и тело долго не найдут в сизых листах здоровенных лопухов, в компании подорожника, под кустом колючего боярышника, над которым гудели черные мухи. Волосы на затылке у меня встали дыбом. А кто–то продолжал сверлить меня взглядом пристально и настороженно.
Я со всех ног бросилась к шоссе. Пока я бежала, ошпаривая горло раскаленным воздухом, взгляд истончился, и я, проскочив мимо нескольких деревянных домов, благополучно залетела в галантерею "Незабудка".
Странно, но старинное, еще советское, название успокоило и рассмешило меня. А вот представленные на выбор купальники ввергли в уныние - синие, толстые, сплошные, без единого украшения, они свисали с вешалок забытыми флагами чьих-то напрасных надежд. Они чрезвычайно подошли бы мне, если б я собиралась на конкурс "Мисс Старая дева", но я-то должна была производить благополучное впечатление! Деваться было некуда - и я выбрала купальник с аляпистым цветком на плече, заслужив мрачный взгляд продавца. По –видимому, он считал, что я выбрала самый развратный.
Выйдя на улицу с покупкой под мышкой, я огляделась. Да-с. Сплошное безвременье провинциального городка. Под свежевыкрашенным грибочком на детской площадке возились школьники в коричневых сандалиях и белых панамках. Со стены дома напротив, из стеклянной будочки, свисал исчерченный надписями телефонный автомат. По дороге проехала подвода, груженная пустыми бидонами. Тощий мужичок наяривал песню Пугачевой "Миллион алых роз" и лениво погонял толстую рыжую лошадку. Похоже, что здесь каким- то образом избежали безумия обеих столиц.
Вай-фай, разумеется, не работал, так что пришлось вернуться в магазин и спросить у мрачного продавца дорогу до музея Утюгов. Эти утюги растопили его каменное сердце - он кликнул с площадки мальчишку лет двенадцати – благо все на каникулах! - и велел ему проводить меня.