Мальчишки посмотрели на меня бесстрастно, будто не слышали. Их недетская серьезность, безнадежность, будто тиной затянувшая зрачки их глаз, скорбно сложенные губы печалили и тревожили меня. Так, наверно, могли бы выглядеть "Дети подземелья" писателя Короленко, хотя они были другие – вроде и чистенькие, и общительные, но все - равно оба мальчика цепляли какой-то слабостью, хилостью, унынием, истощенностью ума и сердца.
-А где вы остановились? – тихо спросил Василий. – Куда заявление в прокуратуру приносить, если вы с вашим сыщиком не обнаружите ничего?
-Мы обязательно обнаружим! Влад - лучший специалист в своей области!
-Навряд ли! Полиция же ничего не нашла, улик никаких нет. Наш участковый, дядя Борис, знаете, какой умный!
-Он в Афгане служил! – вмешался Стас уважительно.
-Он недавно заходил к нам по-соседски, мамке сказал, что шансов никаких. Этот Зверев полицию даже на порог не пустил. Частная территория! А с чего она стала частной? Это земля заповедника. Я точно знаю. У меня отец лесником в заповеднике работал, но потом его сократили. Делать нечего, пришлось ему к Звереву идти. Деньги были нужны, нас с сестрой Полей поднимать.
Мальчик явно повторял фразы взрослых. Мне стало кисло во рту от его слов.
-Мы становились в гостинице "Подсолнухи", - выдавила я. - Но никому про нас ни слова, понятно?
-Даже дяде Елисею? Он брат моего отца. Он сам ищет похитителей, мамку подбадривает! Это он рассказал нам про прокуратуру!
-Ему можно, - разрешила я, а сама подумала: "Ой, мамочки!"
Ребята довели меня до дома с красной деревянной вывеской "Кипим от радости" и ушли по своим делам.
Я постояла немного на солнцепеке, потом вздохнула и обратила взгляд на смешные надписи на домике "У чайников сайтов не бывает", "Здесь живут чайники", "Без фотоаппаратов вход воспрещен", и моя тревога и печаль несколько поуменьшилась. Сонная девушка, сидящая у написанной от руки таблички "Касса" прямо на крылечке, взяла с меня 100 рублей.
Я нырнула в прохладу музея, и оказалась в русской избе с печкой, кружевными салфеточками на лавках и полочками на стенах. А ем, что стояло на них, можно было восхищаться до бесконечности: чайниками всех цветов и форм, деревянными туесками и корзинками, шкатулками, бронзовыми бюстами Ленина и Сталина, отлично сохранившимися кумачовыми пионерскими галстуками, радио, телевизорами с линзами, древними магнитофонами "Электроник", немецкими трофейными швейными машинками и прочими забытыми вещами.
Я прилепилась к коробочкам из-под чая и халвы. Такие коробки начала 20-го столетия с жанровыми картинками – гуляют дородные купцы в высоких бобровых шапках, смеются нарядные боярыни, предлагают свой товар продавцы воды и бубликов – меня завораживали с детства. У моей бабки были такие, пока не затерялись во время многочисленных переездов.
Я любовалась ими с некоторой грустью. Так вот куда прячутся забытые вещи, когда им пора умирать! Тоска навалилась на меня и острая жалость.
Чтобы избавиться от неясной колющей печали, я приобрела потертую коробочку для кускового сахара в комплекте с щипчиками и стакан с изящным длинным подстаканником для Влада. И, не спеша, вернулась в гостиницу.
Я шла мимо полей в вечерней лиловой дымке, наслаждаясь прохладой. Над потемневшим Плещеевым озером горел багровый закат, но с востока уже опускалась темнота, давая приют белым неподвижным звездам. Чуть ли не впервые за этот год мне казалось, будто я, наконец, нахожусь на своем месте. Безмятежность мироздания вернула мне забытый душевный покой.
В гостинице я поднялась к Владу. Денис задержал меня в дверях.
-Не пущу! – хмуро бросил он. – Хозяин не велел.
-Вот еще! Буду я разрешение спрашивать!
Я проскользнула под его рукой. Влад лежал на кровати с совершенно белым искаженным лицом. Губы его скривились, а Сергей Первый массировал ему колени. Увидев меня, Влад слабо улыбнулся, но улыбка его тут же умерла, стертая болью.
-Мышцы горят, - прошептал он, некрасиво кривя губы. - Но это здорово, правда! У меня два года болей не было.
-Знак хороший, - отозвался Сергей с готовностью, хотя лицо его выдавало тревогу. - Значит, нервные окончания еще живы и готовы восстанавливаться.