Влад, широко раскинув руки, прижался к чудовищных размеров сосне! Он обнимал эту толстенную старую сосну с гладкой коричневой корой, уходившую в бирюзовое небо, и не шевелился. На его лице отражалось блаженство. Я такими деревьями любовалась только в учебниках по биологии с картинками про секвойю! Я восторгом и ужасом подняла глаза, ожидая увидеть, как она устремляется в высоту на много километров и ее верхушку задевают животами самолеты, но нет. Верхушка сосны была отломана и почернела по краю, словно в нее много лет назад попала молния.
На миг мне показалось, что кора дерева пульсирует, поддается, вдавливается внутрь, будто хочет поглотить искалеченную мужскую фигуру, но я сморгнула и морок исчез. Возможно, это неверное вечернее золотистое освещение сыграло свою роль. Солнце уже неохотно клонилось к озеру, словно погружалось в расплавленную магму. Лес постепенно заливал мягкий оранжевой цвет; косые солнечные лучи сияли на западе, пронзая лес насквозь, играя на свежих крупных каплях смолы и оттого, наверно, придавая соснам вид древний и мистический.
-Что это?! - вдруг вскликнул Влад. Он с трудом отодрал ладони от смолистой коры. – Кто–то кричит, слышите!?
-Где? Вроде все тихо!
-Точно кричит! Зовет на помощь!
Он, как есть, босиком, рванул в чащобу. Я схватила его кроссовки и последовала за ним, напрягая слух и слыша только дробь дятла; мне казалось, будто это не птица стучит, а быстро и сильно бьется живое сердце!
Я хотела остановить своего спутника, но как я могла заявить, что Влада обманывает неверное лесное эхо, если мне самой мерещилось не понять что?!
Влад свернул в одну сторону, в другую, на ходу потрогал кору ближайшей молодой сосны, понюхал ее, лизнул, как собака, потерявшая след, потом неловко залез на огромный, метра три в диаметре старый пень, обильно присыпанный хвоей. Гигантский муравейник, прилипший к пню, как огромная плитка пластилина, шевелился, медленно менял форму. По нему нефтяной струйкой текли муравьи, старались успеть домой до заката. Владу даже, похоже, понравилось их общество – он захватил нескольких, дождался, когда они выпустят едкую кислоту и протер ею голени ног. И даже застонал от удовольствия. Похоже, Влад ко всему пользовался нетрадиционными способами лечения, но я не могла его осуждать. В некотором смысле я его хорошо понимала. Причиной этому была одна неприятная история: в юности я как-то собралась на концерт (не помню уже какой - то ли "Модерн Токинг" приезжали, то ли "Юнону и Авось" с Караченцовым давали) и ради этого дела купила обновку: красивые и жутко неудобные синие босоножки с модным высоким переплетением вокруг щиколоток. Они начали натирать почти сразу, и вернулась я домой уже с кровавыми ранами на пятках и стопах. Я залила раны йодом и перевязала. И двое суток ходить не смогла вообще. Даже больничный пришлось в школе брать! В туалет из спальни добиралась на коленях – так было больно! Кожа не заживала долго и тогда-то впервые я ощутила всю немощь человеческого тела! Весьма неприятные вспоминания!
Влад тем временем натянул кроссовки, побродил еще немного и потащил меня вглубь старого леса, туда, куда не доходил резкий тревожный свет заката. В надвигающемся сумраке я ориентировалась плохо, и еще хуже мне удавалось унять внезапный страх, от которого поднимались волоски на руках. Сосны устремлялись к небу, будто ноги великанов. Звезд на чернеющем небосклоне не было, что усиливало ощущение неприятной бездонности и одиночества.
Все чаще попадались поваленные непогодой деревья; они, заросшие папоротниками, вьюнками, высокими хвощами, словно в сказке, преграждали нам путь. В одном месте мы наткнулись на высокий металлическую ограду, сплошную, обмотанную наверху новенькой колючей проволокой. Я обрадовалась возможности повернуть обратно, но Влад уверенно свернул к иссохшему стволу дерева, очень удачно навалившемуся на забор. Мне пришлось помогать Владу взобраться на нее, а потом самой балансировать на высоте метрах в трех над землей. Я испачкала босоножки, Влад несколько раз чуть не сорвался вниз, но мы все-таки перешли по импровизированному мосту и оказались за заграждением.
-Куда вас несет!? Это, наверно, частная территория, - причитала я. - Нам сюда нельзя.