Вы можете сколько угодно говорить, что меня развели, как маленького. Что это мог быть кто угодно. Но я сразу ей поверил, и всё.
Начал было писать «а в каком мире ты суще..»., но тут же понял, в чем дело.
И мне стало нехорошо.
Нет никакой Логовенко. Давно уже нет. Может, она попала в аварию или тяжело болела — и вот ее нет, но не совсем, не окончательно. Просто она осталась такой навсегда, не выросла. И ей очень хочется учиться, и она ходит к нам в зум, послушать.
Не знаю, как. Как-то ходит.
Видимо, несуществующему человеку легче прийти в зум, чем в обычный класс.
— Ты давно… это… жила? — спросил я ее. Сначала хотел спросить про другое, но не смог и исправил на это «жила».
«Ещё нет».
Не понял?
«Матвей, прости. Я не должна ничего рассказывать, иначе меня вообще больше не допустят».
Кто не допустит? Куда?.. Конечно, нельзя спрашивать… нельзя ее искать… Ничего нельзя.
Ещё нет. Ее просто ещё нет. Но… я же говорю с ней, значит — есть?…
«Как тебя зовут на самом деле?» — спросил я. Это хотя бы можно?
«Лёша, я же сказала. Просто у нас теперь это женское имя».
«У вас?»
Лёша, Лёша. Ее зовут Лёша. Я же всегда знал.
«Я не знала, что так получится. Я просто изучаю литературу Переходного периода».
«Это у нас сейчас… Переходный период?»
«Ну да. Ранний».
Приехали. Ну да, жители Средневековья не знали, что они живут в средних веках. Так и мы. Переходный период. Знать бы, куда мы переходим.
А они, значит, нас изучают. Через зум. Очень удобно.
«У вас там что, тоже зум?»
Неужели это навсегда.
«Нет, конечно. Просто я к вам больше никуда не могу попасть, только в цифровое пространство. Бесконтактно. Но есть лимит, у меня был — на один урок».
«Как на один?.». — ну правда, как? Она же была на трёх, и сейчас ещё!
«Я просто не знала, что так выйдет».
«Как выйдет?»
«Что я зайду, и тут ты».
Сорок два, думаю я. Сорок два — это семью шесть. Кажется, больше ничего не могу придумать.
Потому что я много раз читал об этом и думал, что это выдумано. Вот это — увидел ее глаза! И ах! Прекрасный лоб и прекрасный нос! И — вообще! Или — ухо, вот иногда человек видит ухо, и пропал. Бывает — голос ещё.
Но тут — как?
Я же просто увидел дельфина в окошке зума и имя: «Лёша Логовенко». И все. Я даже не знал тогда, что это женское имя. Разве так бывает?… что это?!
И… она тоже увидела. Что? «Я зайду, и тут ты». Кто — я?! Мое имя, мой чёрный экран?…
«Ты же на трех уроках была? Как же лимит?» — спросил я, чтобы тупо не молчать.
«Ты ведь тоже иногда ездишь без билета».
Ну да, и довольно часто, хотя у меня проездной. Я просто его забываю.
«А тебя не поймают?»
«Поймают. У нас три минуты».
Что?!
«Через три минуты я отключусь».
Совсем? Как это. Так не должно быть. Не должно быть!
Что я могу у неё спросить. Какой у неё год?…Какая мне разница, это просто цифры. Что там, после Переходного периода? Тоже не так важно.
Три минуты ещё идут. Осталось две.
Что мне у неё спросить? Что сказать?…
Мигнуло, исчезло… Нет! Нет, вернулась. Все нормально.
«Ты здесь? Лёша?»
«Да. Пока я ещё здесь».
Что можно сказать за одну минуту? Вы бы сказали — что?..
Наталия Волкова. Василиса
Марк тоскливо открыл электронный дневник. «Напишите сочинение в эпистолярном стиле». Выделив курсором слово «эпистолярный», Марк скопировал его и вставил в поисковую строку.
— Опять хрень какую-то задала, — пробормотал Макс, пока Гугл выдавал несколько сотен результатов.
«Частная переписка…» «зародилась еще в Древней Греции…» «общение на дальних расстояниях…» «известные примеры из литературы: письмо Татьяны к Онегину…»
— Может, ей сообщение в Вотсапе сойдет за эпи… этот самый? Не, ну а чего она? Нафиг он сейчас нужен! Я, что, буду письмо Онегину писать? Или кому там? Коноваловой?
Вот именно: чего же боле и доколе парашу будут задавать, когда давно пора в кровать?
Марк залез в Вотсап.
«Макс, как домашка по литре?»
«Ха»
— Вот и у Макса «ха». А если Коновалову спросить?
«Домашку сделала?»
«Ок» и палец вверх.
— У этой всегда все «ок».
Марк прошелся по комнате.