Саша Матвеев вышел на кухню. Кот Молескин сидел у холодильника и заговорщицки смотрел на него. «В школу не пойду, — сказал ему Саша. — Теперь ВТОРУЮ мировую надо отменять».
А где-то в Воронеже программист Костя Сазонов потянулся в кресле перед большим монитором, нажал на клавишу и изображение Сашиной кухни на экране уменьшилось. Он открыл свой Молескин (любил козырнуть старомодными привычками) и поставил галочку напротив графы «Первая мировая война — Римма Иванова — Саша Матвеев».
Лидия Пехтерева. Сквозь очки
— Сегодня я слышал твою музыку. — Лев выпустил Ланину руку, чтобы снять очки.
Она, все еще в очках, недоверчиво засмеялась.
— У меня же слуха нет, забраковали, когда хор набирали.
— Обманули, — сказал он. — Плохо прислушивались.
Теперь уже и она сняла очки, протянула Льву и снова взяла его ладонь. Посмотрела в глаза — прямо так, без очков. Смотрела долго-долго. Что-то, что-то должно было произойти, но нет, не сейчас.
— А ты иногда там, внутри, бормочешь. Стихи. — Сказала торжествующе. — Что, тоже не веришь? Я тебе напишу пару рифм, я запомнила. Квиты?!
Он убрал очки — специально заказанный парный пенал, ударопрочный материал — и они попрощались.
Вечерние спорт и допы, ужин и сон. Лев мысленно пролистал расписание. В такие дни ему никуда не хотелось вечером. Сесть бы сразу за клавиатуру, все записать. Каждую-каждую мелочь — до оттенка, шороха, движения, — чтобы ничего не забыть. Перечесть и отправить ей. Подождать еще с полчаса — она писала медленнее, но больше. И наконец получить ответ. В первый раз пробежать с разбега, а потом уж — до каждой буквы и знака. Почти выучить, чтобы неделю до следующей встречи, а то и больше, возвращаться туда, к ней.
Встречаться чаще в интернате не получалось. Не зря мы вас, таких умных, тут собрали, объясняли в учебной части. И забивали девятиклассникам часы — уроки, семинары, практики, поездки, экскурсии, спорт. Раз в неделю — дружеское общение, так это называлось. Час, в который открывали двери между юношескими и девичьими этажами общежития. Говорят, даже камеры наблюдения отключали. Ходите, общайтесь, как хотите, чтобы тяга друг к другу не перебивала вкус к учебе.
Лев и Лана этот час проводили всегда одинаково. В ее комнате (девочки-соседки сочувствовали и оставляли их вдвоем), взявшись за руки и надев принесенные Львом очки. Что это за киберпанк, спросил его Яр, сосед по комнате, когда впервые их увидел. Рассматривал проложенные по дужкам очков и внутри линз дорожки, пытался разгадать предназначение впаянных крошечных деталей. Да так, отмахнулся тогда Лев, иная реальность. Сосед сразу потерял интерес: виртуальная реальность давно стала банальной. Очки, а еще лучше шлем с подачей сигналов напрямую в мозг, мог позволить купить себе даже школьник. Так что зачем Льву понадобилось выеживаться и самому все это паять, он не представлял.
А Льву так было спокойнее. Пусть Яр, да и все — одноклассники и учителя — думают, что они зависают с Ланой в виртуале. Потому что объяснить, где они были на самом деле, он нормально и не мог.
Очки эти Лев начал придумывать для сестры. Еще до интерната. Та была модной арт-персоной, но вечно жаловалась, что ее идеи никак не воплотить по полной. То места нет, то средств, то еще чего. А давай пускать зрителей к тебе в мозг, пусть сами там все и увидят, сказал он однажды. Сестренка сначала не поверила, а потом велела: а попробуй, хуже не будет. Но пока он придумывал схему и выписывал детали, закончилась школа и начался интернат. Там, дома, сестра мучалась своим невысказанным артом по-прежнему, а он допаивал очки для Ланы и для себя. Хорошо, что деталей заказал на несколько пар сразу.
И вот уже два месяца они, каждую неделю, взявшись за руки и глядя в очки, заглядывали внутрь друг друга. Надо было настроиться: успокоиться, не спешить, выдохнуть и думать о ней и о них вдвоем. И чувствовать, как она отзывается на его мысли или зовет его за собой. В первые разы он даже не мог этого описать: цвета, звуки, движения. Как море накрывает, или дождь, или сильный свет, и этот свет — живой. Когда час проходил, и очки приходилось снимать, его как будто сплющивало и выкидывало. Из-под одеяла в метель. Из теплой ванны на холодный пол. Из спокойного сна в толпу чужих существ. Переход, особенно в первые разы, был невыносим. Поэтому они договорились записывать то, что помнили — чтобы перечитывать и возвращаться друг к другу.