— … Не стоит переживать, голубчики, — доносился оттуда бодрый голос Соломон Юрьевича. — Юность, гормоны… Поверьте мне, любовь — это отличная терапия в его возрасте. Как и комплекс витаминов, рекомендованный нашим курсом. Вы ведь подписаны?
— Подписаны! — пискнула мама.
— И очень правильно! — воскликнул Соломон Юрьевич. — Комплекс витаминов и любовь — замечательная терапия для подрастающего организма. Подростки переживают психологически трудные времена: всё чаще выходят в реал, всё больше им надо решать в жизни. Без точек респауна и откатов. Так что пусть влюбляются, это всё быстро пройдёт!
— М-м-м, — сказал папа.
— Не волнуйтесь, голубчики, — рассмеялся Соломон Юрьевич. — Он нас не слышит, я отключил его линию.
Макс усмехнулся. Взрослые иногда такие наивные!
— Так что всё в порядке, пусть влюбляется, это полезно молодому организму, — закончил Соломон Юрьевич и его голос пропал совсем.
— Я опять зря паниковала? — спросила мама виноватым голосом. — Да, Олегусик?
— Ну что ты, Ленусик! — откликнулся папа. — Просто мы все, и ты, конечно, переживаем и соскучились, дай хоть обниму…
Макс отпрыгнул от двери. Взрослые иногда такие…
Через час, почти перед ужином, он зашёл к маме. Та не спала: сидела на диване, поджав ноги, и что-то читала в большой синей папке. Отложила папку, улыбнулась, стала расспрашивать: а как дела, а как школа, а сколько одноклассников Макс уже встретил в реале… Обнялись в конце — обнимать голограмму было привычно щекотно, словно наэлектризованный поролон — и мама отключилась. Она уже полгода в Монголии на раскопках, ещё минимум месяц до возвращения.
Потом готовили с папой ужин. Пиццу домашнюю на двоих. Папа с ветчиной и оливками на своей половине, Макс с «много сыра» на своей.
— Рассказывай, — сказал папа, нарезая оливки кружочками.
Макс вздохнул.
— Пап, — сказал он. — Как ты относишься к предательству?
— Серьёзно, — не задумываясь отреагировал папа и даже оливки перестал резать. — Это сильное обвинение, таким не бросаются.
— В общем, есть один человек… Эльф… Ассасин двести пятьдесят шестого уровня… В нашем клане, ну, и вообще… И он… Она… Этот человек, в общем… — Макс нахмурился. — Я её с «Воронами» сегодня видел! Шла, главное, смеялась!
— А «Вороны» — это соперники?
— Сволочи они! Ну, в смысле, враги, да. Другой клан. «Золотые вороны». Курицы недощипанные!
— И ты эту… ассасинку…
— Аску.
— Да, аску с ними видел. Вместе и смеющейся. Тогда как она должна была, судя по твоей реакции, с ними как минимум сражаться. Так?
— Ага, — повесил голову Макс.
Сыр на его половине пиццы валялся крупными обломками, как его, Макса, жизнь.
— А ты её хорошо знаешь? — спокойно, словно речь шла о его любимых пермских дицинодонтах, спросил папа.
Он всегда их, этих вымерших, в пример приводил, когда кто-то очень нервничал. «Давайте представим, что мы говорим о дицинодонтах. Об эндотиодоне, допустим. Замечательный был представитель. Так вот, давайте представим, что мы о нём. Ему уже всё равно, он уже вымер, так что нас будут волновать только факты». Факты…
— Знаешь? — повторил папа.
Макс медленно кивнул. Ещё бы!
— Она из нашего класса, — сказал он несчастным голосом. — Её Лика зовут. Мы уже встречались… Ну, в реале. Когда в поход ездили, осенью, потом на карнавале, ну, и… потом… тоже… Она в соседнем доме… живёт, — добавил совсем тихо.
Папа кивнул. Спокойный, как вымерший эндотиодон. Словно это не его сын признаётся, что знает, где в реале живёт одноклассница.
— И в вирте, наверное, много общались?
— Ну да, — оживился Макс. — Она знаешь, какая корная! Лапка такая, держит фокус как мякушку, вливать одно удовольствие! А когда мы тролликов водили, Лика две строчки сама клала без дыма! Чистая ласка!
Папа слегка улыбнулся.
— Не скажу, что всё понял, — серьёзно сказал он. — Но твой энтузиазм виден. Даже удивительно, что мама опять того терапевта не вызвала… Впрочем, она спит уже, небось, разница с Дарханом пять часов, всё-таки.
— Да ну его, — отмахнулся Макс. — С его бутербродом…
— А что бутерброд? — не понял папа.
— Да у него один и тот же надкусанный бутерброд на углу стола каждый сеанс лежит, — хмыкнул Макс. — Заставку поставил и забыл!
Папа хмыкнул.
— Да? А ты внимательный, молодец. Настоящий палеонтолог… Это что же получается, может и нет никакого Соломон Юрьевича?
— Может там бот! — подхватил Макс.