Васька сунула в рот контрабандное печенье (в комнате есть нельзя, а сладкое — только на десерт) и написала первую попавшуюся цифру в столбик с ответами. Потом ещё одну, и ещё. И вот уже заполнены все пустые строчки. А мама всё молчит и молчит…
Может, это вообще другой Антон? Которого Васька не знает. Влюбился в маму и звонит. Рассказывает, какая она прекрасная. А она слушает… И улыбается в тёмном коридоре, как девочка… Васька даже на такое согласна, лишь бы не то самое…
Но тут мама вздохнула на всю квартиру и сказала:
— Ну, разумеется, поговорю. Ты думаешь, я с ней не говорила? А толку-то?.. Да, ходили мы к психологу, ходили… А толку-то?.. Спасибо, конечно, но ты ведь платного посоветуешь… Ага, ага… Да, я всё понимаю… Буду копить, спасибо…
Потом наступила тишина. И стояла так долго, что Ваське показалось, она оглохла. А может, и правда, оглохла. Временно. Потому что, как мама оказалась у неё за спиной, она вообще не услышала. И чуть не подавилась печеньем, когда та сказала ей прямо в ухо:
— Вообще ни одного правильного. Ты что издеваешься?
— Это ты издеваешься! — с облегчением огрызнулась Васька. — Лучше бы помогла!
— Что там за история с ножом?
— Откуда я знаю!
— Ох, ну не надо включать дурочку. Мирослава жалуется родителям, что ты ей угрожаешь ножом.
— Ей показалось.
— В смысле? У неё галлюцинации?
— Не знаю. Я вам что врач что ли?
— В следующий раз, когда Антон позвонит, я тебе трубку дам, сама с ним объясняйся. У тебя хорошо получается. Я так не умею.
— Отстань. Я вообще-то уроки делаю.
Мама ещё пару секунду постояла рядом. Сунув руки в карманы джинсов и покачиваясь с пятки на носок. А потом развернулась и молча вышла из комнаты. Лучше бы ударила, честное слово. Как папа.
Второй раз случился очень быстро. Прямо на следующий день. Кажется, злость научилась быть невидимкой и расти незаметно. Или приходить сразу размером с кита и заглатывать Ваську в один присест, как пророка Иону, про которого им рассказывали на первом уроке.
Они спускались вниз, в кабинет музыки, и на лестнице Славка сказала, что у неё есть жвачка. У неё всегда всё есть. Даже сенсорный телефон. Правда, с трещиной во весь экран, но кого это волнует. Всё равно Славка королева на каждой перемене. Все вьются вокруг, смотрят по-собачьи, и даже Стёпель со своими вечными подколками то и дело взмахивает фиолетовой чёлкой у неё над плечом.
Теперь вот эта жвачка. Ничего особенного. Папа Ваське тоже такие покупает, когда приезжает. У мамы-то не допросишься, конечно. Сплошная химия, то да сё. А Славке родители деньги дают. Она себе, что хочешь купить может. Даже айфон десятый, как она всем хвастает.
И вот стоит эта королева, открывает жвачку. Весь класс вокруг столпился, ждут. А она, как нарочно, ковыряется. Вот прямо приятно ей, что они все дыхание затаили и глядят, как на фокусника в цирке. Будто, когда она эту дурацкую пачку, наконец, доколупает, оттуда слитки золота посыплются или единороги полетят…
На Ваську никто не смотрел, разумеется. Чего на неё смотреть. Ни сенсорного, ни жвачки. А сама она стояла, как привязанная, и тоже смотрела на Славку. Руки эти с накрашенными ногтями. Дёргают и дёргают фольговый язычок, никак подцепить не могут… Футболка с блёстками. Про такие мама всегда говорит в магазине: «Фу, какая пошлость» — и проходит мимо, как ни проси. Кулончик-сердечко на цепочке. Славка ей тоже такой дарила, «в знак вечной дружбы», только он почти сразу потерялся. У Васьки вообще всё всегда теряется. И сменка, и форма на физру. А потом классная высказывает маме, мол, почему у ребёнка ничего нет. А та в ответ: «я не успеваю покупать одежду с той скоростью, с которой она теряет».
«А мне, — бахвалилась как-то Славка, — папа одежду каждый день покупает. Я когда пачкаюсь, мы не стираем, сразу выкидываем».
Когда Васька вспомнила эту дурацкую фразочку, она, наконец, почувствовала, что вокруг — злость. Тугая и непролазная. Будто вся школа наполнена жвачкой, которую жевал какой-то тролль. Васька не могла смотреть по сторонам. Только на Славку. Кулончик. Цепочка. Шея. Такая белая. Из выреза тёмной футболки. Когда-то футболка была фиолетовой, но цвета уже пропали. Так же как звуки и всё остальное. Так же как умение управлять руками. Руки взлетели. Это было не так медленно, как тогда с ножом. Просто — раз! И эти руки уже на этой шее. И сжимают её. Сжимают, сжимают…
А потом всё рвётся. Кто-то кричит. Что-то происходит. Какая-то беготня. Будто вокруг карусель или калейдоскоп. На секунду в этом месиве мелькает фиолетовая чёлка. И глаза сквозь эту чёлку. Испуганные глаза. Васька ничего не чувствует. А потом сразу — очень хочет спать. И есть.