После занятий мы с Рэо устроились в уютном уголке под фитолампой среди процветавших в искусственном климате голубых суккулентов с Харибды-2013 — гордости нашего преподаватели биологии, Су-Квакенедры, уроженца этой далекой планеты.
— Приятно есть мне очень изучать непонятное, — проговорил Рэо на довольно разборчивом межгалактическом. Грамматика только у него была диковатая, но такое не редкость у всех, кто учит языки с лингвочипом. — Имя твое Юла, самка гуманоида, радостно знать.
Я не могла удержаться от смеха:
— Рэо, друг, учти, что у нас не принято называть собеседника самцом или самкой! Это звучит оскорбительно.
— Извинение необходимо, но объяснение тоже, — кивнул он и завилял кончиком упругого хвоста. — Почему научные факты нельзя говорить?
— Потому что эти факты относятся лишь к физиологии. Наше общество устроено более сложно.
— Как правильно, высокоглубокопочитаемая Юла? Повелительница, командора, другиня?
— Да нет, зачем так торжественно! В классе — девочки и мальчики, или девушки и юноши. Взрослые люди бывают женщинами и мужчинами, но взрослых как раз нередко называют по их профессии. Сара Гомес — учительница, Маэстра. Моя мама — доктор, она лечит людей. Папа — консул Земли. Он выдает визы и помогает землянам вернуться на родину, если у них возникают проблемы. А твои родители чем занимаются?
— Не имею такой информации, — удивленно ответил Рэо. — Направлен я для обучения по приказу Мудрейших.
Конечно, мне было бы очень интересно узнать, кто такие Мудрейшие, но Маэстра велела пройти с Рэо пьесу Шекспира. Чтобы он уяснил хотя бы сюжет и мог бы его кратко пересказать на зачете.
А вот тут меня подстерегали сплошные засады. Рэо, при всей своей деловитой разумности, совершенно не понимал смысла драмы. О том, что гуманоиды бывают придирчивы в выборе половых партнеров, он уже знал, хотя это само по себе выглядело в его мире странным. У них на планете, которую мы называем Орифия, самки совокупляются с кем угодно, и чем больше партнеров, тем лучше для выживаемости яйцекладки. И какое могло быть дело взрослым до сексуальных игрищ молодняка, он уразуметь совершенно не мог. Драконодактили Орифии были вынуждены приложить свой интеллект к развитию технологий, позволивших им выйти в космос, лишь по насущной необходимости: звезда, дававшая жизнь планете, неуклонно развивалась в сторону взрыва и превращения в сверхновую, и нужно было, пока не стало поздно, искать возможности сохранить популяцию. Межпланетная станция рассматривалась лишь как промежуточный пункт; здесь не было условий для привычного орифийам способа размножения. Рэо с его талантами был выбран на роль будущего дипломатического представителя Орифии, но ему обещали регулярно присылать для оплодотворения самок, путь которых лежал в созвездие Волопаса, где отыскалась планета, похожая на их родную по климату и населенная рукокрылыми мармозетками средней разумности.
В общем, сидели мы под голубыми суккулентами долго, и разговаривали обо всём сразу. О старинных обычаях и предрассудках землян, об устройстве общества драконодактилей, где конфликт Монтекки и Капулетти был попросту невозможен, о разных идеалах красоты — и наконец, о счастливой способности к анабиозу, наличие которой могло бы спасти юных глупых героев Шекспира от самоубийственного конца. Роль патера Лоренцо также осталась для Рэо полной абстракцией. Драконодактили Орифии не верят ни в каких богов и соответственно не имеют жрецов и священников. Мудрейшие — это скорее ученые, управленцы и политтехнологи, и все их решения и советы основаны на абсолютно рациональных мотивах и предпосылках.
Наконец, у обоих нас засосало под ложечкой, и мы простились, отправившись обедать — Рэо питался, как он объяснил, живыми моллюсками и рачками, а я, естественно, обычной человечьей едой в космическом исполнении, то есть восстановленной из сублиматов и выращенной в теплицах.
Потом были и другие внеурочные беседы. Мне стало казаться, что Рэо нарочно делает вид, будто не понимает материала, чтобы просто поговорить по душам. Мы обсуждали с ним то Евангелия, то «Фауста» Гёте, то героические саги покорителей планет Фомальгаута, то странные совпадения между брачными песнями черного дрозда и глоссолалической поэзией соплеменников Кур-Чин-Чина.