Тут надо отметить, что, после определённых событий, произошедших с нами здесь же во время нашего приезда в дедов дом примерно полтора года назад, память о которых в народе, рубль за сто, ещё сохранилась, у местных жителей о нас с братом сложились вполне определённые представления. Нас уважали, считали по-прежнему своими, поскольку помнили нас с детства, но побаивались с поправкой на сложившееся мнение местного социума о том, что жизнь в городе нас изменила и наложила свой бандитский отпечаток. Пересудов и версий после тех событий наверняка ходило предостаточно, надо же людям, насмотревшимся сериалов, о чём-то говорить в тихой глубинке с её размеренной жизнью. Бабские сплетни вечны, как этот мир. В общем, когда мы, в определённый момент, стали немного непонятными для местных жителей, они про нас сами для себя всё разъяснили, исходя из своих понятий и произошедших событий. Ведь мы до этого приезжали время от времени на несколько дней, о себе особенно не распространялись и никуда не встревали. Вот люди и достроили сами своё представление о нас после того случая. Общественное мнение не терпит вакуума. Но про тот случай отдельно расскажу потом. Здесь про зайца.
Когда баба Нюра ушла, довольная сделанным подарком и нашими словами благодарности за такого «знатного зайца», мы остались на нашем дворе уже втроём. Я, мой братишка и заяц, который как-то затаился у меня на руках, наверное, почуяв недоброе в компании двух, вдруг ставших задумчивыми, нетрезвых небритых мужиков с короткой стрижкой, одетых в просторные спортивные костюмы «адидас» на голое тело. Он же не знал, что мы вполне себе приличные пацаны. Тут его можно понять, он вообще впервые в жизни нас видел. Постояв немного в раздумье, взирая на этого мирного зайца, я понял, что теперь с ним надо будет что-то делать. И скоро. По выражению лица своего братишки я увидел, что схожие мысли посещают уже и его самого. Заяц, тем временем, по ходу, уже начал понимать, чем эта встреча может для него обернуться. Сидя у меня на руках, он, вдруг, начал ко мне прижиматься всем своим таким тёплым и мягким тельцем и мелко подрагивать. Я крепко держал его за шкурку, чувствовал его тепло, как билось его сердечко и с какой силой он изо всех сил прижимается к моей груди, с опаской поглядывая на моего брата. В какое-то мгновение мне показалось, что он ищет у меня защиты, как маленький ребёнок. И теперь, после этой странной мысли, посетившей мою не протрезвевшую ещё голову, я уже точно знал, что убивать этого зайца я однозначно не буду. Рука не поднимется. Уверенно подойдя к брату, я отдал ему дрожащего зайца и сказал: «Давай, боец, вали его. На заднем дворе». Братишка беспрекословно взял у меня «подарок» бабы Нюры и демонстративно рассмотрел его, подержав на вытянутых тренированных руках, от чего огромные мышцы его плавно и мощно перекатились буграми под обтянувшим их от этого движения спортивным костюмом. Он цепко держал зайца своими стальными пальцами, не оставляя ни малейшего шанса на спасение, жестко встряхнул и с безразличным выражением лица ответил, что вообще без проблем забьёт его сейчас и всё сделает, как положено. Не в первой. Будет знатное рагу. На том и порешили. Всё-таки, что-то я не рассмотрел в своём брате в детстве, правильно в деревне говорят, что с ним лучше не связываться. Вообще-то, это про нас обоих говорили, но теперь я точно понял, что это всё из-за него, отморозка. Ну и из-за того случая, конечно же, там тоже он отличился.
Постояли мы так, подумали ещё и решили посидеть немного, отдохнуть, пока греет солнышко, направляя свои живительные лучи прямо на крыльцо и пока высокий забор не напустил сюда тени. Расположились мы на ступеньках крылечка, я замутил нам чаю, сидим себе втроём, заяц на руках у брата. И вижу я, как заяц начинает так сильно прижиматься к брату и заглядывать ему в глаза, а братишка мой уже не так жёстко его держит, а поглаживает его по мягкой и теплой, недавно сменившейся и от этого совсем новой, шкурке на спинке, вроде бы успокаивая его. А заяц от этого ещё больше к нему жмётся, прямо-таки чуть ли не забился к нему под плечо. Теперь уже от меня, наверное, у него защиты ищет. И вижу я, что и сам брат уже чувствует по поведению зайца, как тот защиту у него ищет, с опаской теперь на меня поглядывая. Я это сразу понял, поскольку у меня такое же чувство возникло, когда я этого несчастного зайца держал, и он ко мне жался, как ребёнок испуганный. Такое почти инстинктивное ощущение в душе, что ты, такой сильный и правильный, защищаешь маленького, который у тебя ищет помощи и спасения в трудную минуту. В итоге, не успели мы и пяти минут так посидеть, как брат вдруг заявил, что, пожалуй, не будет он убивать этого зайца, типа настроения у него что-то сегодня нет для этого, и что так-то он запросто кого хочешь штыком проткнёт, или врага задушит, если приказ будет, но вот именно сегодня что-то совсем не в масть ему чью-то жизнь отнимать. Даже у зайца. И я его понял. Не стал его подкалывать, или уговаривать. Да и вообще, это не в наших привычках так поступать. И мы оба это знаем. Но что с зайцем-то делать? Он же живой. Не успел я об этом подумать, смотрю, а брат ему уже сухарики даёт, полакомиться, из тех, которые я к чаю нам принёс. Ну всё, думаю, точно убивать не будет его теперь. Я своего брата знаю.