– Да я не доктор! У меня нет диплома. Ну сколько повторять? Я вам не панацея, – разволновался Говорулька.
– Цепенею! Доктор, уже цепенею! – всхлипнуло волчище. – О! Как я цепенею, кто бы знал! Ночами напролёт, доктор, лежу в полном оцепенении. Шевельнуться боюсь из-за зуба. Верите?
– Тьфу! Ну ладно, ладно… Зубы, говорите? – сжалился Говорулька и, как положено доктору, многозначительно потёр руки.
Это, в сущности, безвредное движение насторожило Фадея.
Наслышанный о методах доктора Говорульки, он просто на глазах стал терять веру в благополучный исход лечения.
– Но вы же гуманный? – вопрошало поскучневшее волчище.
– Напугать бы тебя… – вместо ответа проворчал Говорулька. – Только как это сделать? Каким образом? А? Или уж оставить как есть? А?
– Напугать! – схватился за челюсть Фадей. – Вы меня не знаете, я та-а-ак пугаюсь!
Говорулька извлёк верёвку и привязал к больному зубу волка. Другой её конец доктор привязал к осине.
– А это не больно? – настороженно наблюдая за приготовлениями, поинтересовался Фадей.
– Не больно, но очень страшно. И чем страшнее, тем безболезненнее, – объяснил Говорулька, оглядываясь по сторонам.
Не найдя подходящего инструмента, заяц вдруг плюхнулся на землю и пополз к пациенту, ужасно извиваясь всем телом, шипя и ощупывая листья высунутым языком, словно какая-нибудь змея.
– Что это… было? – вместо того чтоб пугаться, спросило волчище.
– Змея… – поднимаясь с земли, объяснил доктор. – Да. Действительно, как-то неубедительно получилось. Ползаешь тут на брюхе перед всякими волками, изображаешь непонятно что… – пробормотал Говорулька и, преображаясь, вцепился в попятившегося Фадея: – А вы ведь дикая собака! А?! Не слышу!
– Дикая, – неуверенно промямлил Фадей.
– Ага! – подпрыгнул Говорулька. – А её так просто не испугаешь, собаку дикую! – доктор бросился в кусты и через мгновение вылетел оттуда с огромной дубиной в руках. – А вот и лекарство! Ну?! Лечиться будем? – поднял над головой дубину доктор.
– Ма! – Фадей отпрянул.
Верёвка выдернула зуб, но волчище этого даже не заметило. Оно мчалось по лесу, забрасывая за уши задние ноги. За ним с дубиной бежал Говорулька.
К счастью для волка, в это время по лесу бродил печальный хвастливый заяц Кеша. После происшествия с очками Потапыча Кеша начал шепелявить. Заметив так кстати подвернувшегося Говорульку, Кеша не раздумывая бросился ему наперерез.
– Доктор! Мне только вас не хватало!
– Что? – всё ещё держа над головой дубину, остановился запыхавшийся Говорулька. – Вам тоже лечиться?
– Тоже, – глупо улыбнулся Кеша. – От фепелявости.
Жизнь Кеше спасла врождённая изумительная прыгучесть.
Дубина доктора опустилась, но Кеши рядом с Говорулькой уже не было. Сминая невысокие кусты, Кеша летел через лес с вытаращенными от ужаса глазами и развевающимися по ветру ушами. Зато шепелявость покинула хвастливого зайца…
Оставшийся в одиночестве доктор опустил дубину и задумчиво почесал затылок:
– И кто сказал, что в мире не существует панацеи?
И расхохотался. Вот такое тонкое чувство юмора у наших зайцев…
Баллада о трудолюбивом сыне и его бессердечном папаше
Но и чувство юмора отступает перед заячьей страстью к стихосложению. Это ж какие нервы нужно иметь, чтоб не расплакаться, слушая «Балладу о трудолюбивом сыне»?! А чтоб сочинить такое, одними нервами не обойдёшься. Тут нужен личный опыт. Наверное, папашин…
– Вот, послушайте поскорее, пока не забылось! – воскликнет, бывало, заяц по имени Бармалеище и, закатывая свои раскосые очи, начинает нараспев:
Я из лесу вышел, был сильный мороз,
У бедного заиньки носик замёрз,
Он трёт его лапкой, он трёт его ухом…
Но где же папаша? Ни сном и ни духом…
Ах, что за беда, незадача какая,
Какая нелёгкая папу таскает?
Вздохнул тут зайчонка, слезинку роняя:
– Дровосек, слышишь, рубит? А отец помогает.
В лесу раздавался топор дровосека…
И в это мгновенье иссяк мой вопрос!
Гляжу – поднимается медленно в гору,
Папаша, толкающий хвороста воз.
Шествует важно, в спокойствии чинном,
В больших рукавицах, папашка зайчиный.
– В полушубке волчином не страшен мороз,
Позаботься о сыне – не видишь, замёрз?
– Сейчас обогреем любимого сына! –
Ухмыльнулся папашка, топорща усища.