Весь следующий день был занят похоронами. Результаты вскрытия выявили, что причиной смерти послужил сердечный приступ. Но вот увидев труп своего брата ужаснулся, настолько, что отпрянул при одном лишь взгляде на его тело, точнее голову. На месте одного глаза зияла дыра, не заросшая рубцовая ткань на месте утраченного органа, как обычно это бывает, а настоящая дыра, абсолютно черный, непроницаемый мрак. Что заставило меня усомниться в абсурдности его сверхъестественных идей. В купе с тем, что со мной происходило, вынудили задуматься над тем насколько правдивы мои познания о законах этого мира и насколько верны его слова, о том, что мир полон неведомых тайн, не постижимые человеческому разуму, не доказуемые современной наукой, но при этом существующие в этом мире, вопреки его строгим законам.
Все последующие дни были омрачены давящим на меня извне взглядом. Невидимый и пронзительный, он будто сверлил мой череп из всех сторон, добираясь до того участка мозга, где прячется первобытный страх и заставлял его неистовым криком звенеть в моей голове. В попытках от него убежать, я пытался часто ходить в местах скопления людей, наивно надеясь затеряться в толпе, где он, пытаясь меня углядеть, перепутает меня с другим и последует за ним, но тщетно, видно у него было острое зрение и его не перехитрить подобными фокусами. Расставание с тем таинственным отражателем, давали лишь временное облегчение и то, только на первое время. В первый раз, когда его оставил дома, ощущение наблюдения вовсе пропало и на короткий миг поверив, что дело было в нем, решил проверить это предположение. Но чем чаще расставался с ним, тем быстрее возвращалось чувство направленного на меня взгляда. Как если бы охотник, потеряв дичь из поля зрения, вновь находил его сфокусировав бинокль и чем чаще делал это, тем лучше понимал повадки своей добычи и, соответственно, тем проще было находить его вновь. Порой не выдержав, я выбегал в соседнюю комнату, надеясь застать некто там, но призрачное предвкушение сменялось паникой при виде пустой комнаты. В такие моменты я в бешенстве начинал шнырять по комнатам, открывать шкафчики, переворачивать кровать, иногда даже кричал, но мое буйство забитого в угол зверя не давало никаких результатов.
День принадлежал неведомому наблюдателю, а ночь захватили кошмары, быть может навеянные тем же наблюдателем или порожденные моим утомленным от постоянной тревоги сознанием. В одних из них я падал, бесконечно долго, но за миг до пробуждения приземлялся, чтобы вновь заснув начать падать снова, снова и снова. В других, преследуемый огромным глазом бежать пока не упаду без сил, лишь для того, чтобы подняв взор понять что бежал к нему, а не от него. В иных, при бесчисленных попытках отвернутся от того самого глаза, поворачиваться к нему же. Шаткие гипотезы, закрепившись на твердой почве, проросли в мое сознание, все глубже и глубже, обрекая мои старые убеждения на вымирание, словно беспорядочно растущая сорная трава вытесняющая раскинутые ровными рядами культуры. А моя привычка заглядывать в отражатель переросла в зависимость от него, в коем убедился, когда в порыве ярости несколько раз выкинул его, но то час же поднимал трясущими руками, в ужасе, что разбил в приступе гнева. Я все дольше и пристальнее глядел в зеркало на дне чаши и не мог наглядеться, мне уже казалось, что я отчетливо могу разглядеть все мельчайшие прожилки глаза даже в кромешной тьме. Какая-то не ведомая сила влекла мой взор к гладкой сапфировой поверхности этого загадочного предмета.
Собрав волю в кулак, я решил вновь поехать в дом моего брата, пока рассудок окончательно не покинул меня. Быть может там я найду ответы на мучившие меня вопросы, скребущие череп изнутри, подобно запертому зверю в клетке.
Дом встретил меня с тем же мрачным видом которым провожал пару недель назад. Я с печалью обнаружил, что электричество отключили. Среди разрозненных записей и не ясных пометок я вникал в неведомую мне таинственную науку. Светом мне служило лишь неуверенное пламя свечи, отбрасывающий пляшущие тени под дуновением каждого сквозняка, прорывающего из всех щелей этого проклятущего дома. Тут и там мелькали разбросанные по тексту, написанный еле разборчивым почерком, пугающие цитаты: «Он следит за мной», «Он всё видит», «Мне от него не спрятаться», «Не смотри!». Собрав из обрывков информации единый пазл, я пришел к выводу, что можно собрать некое устройство, которое поможет увидеть больше.
К моему счастью нужное устройство было собрано, видимо моим братом. Оно представляло собой что-то подобие телескопа, длиною в один локоть, с пистолетной ручкой у основания для одной руки и кремальерой для другой. Единственное было разбито одна линза, впрочем, замена которого не составило труда, ибо прибор легко разбирался на составные, как полагаю, чтобы непосвященные не могли понять истинного назначения устройства в разобранном виде. На конце имелись две скобы, располагавшиеся друг против друга. Не долго думаю я сообразил, что должно туда крепиться и закрепил свой отражатель. С замиранием сердца я приложил один глаз к окуляру и ужаснулся от увиденного…
Что до этого считал зеркалом оказалось окошком, и не мой глаз отражался, а чей-то взгляд глядел извне. Крутя кремальеру можно было отдалять или приближать изображение. Значительно отдалив я увидел, что глаз, а точнее глаза, бесчисленное множество глаз прорастают из существа напоминающего огромное раздувшееся дерево. Громадное, циклопическое, не постижимо большое, если судить по пронизывающим его мерзкое тело словно поры глазкам, которые по мере отдаления сначала уменьшились до мелких точек, пока острота зрения не позволила их уже разглядеть и они слились с корой в единый грязно-бледный оттенок прокаженной кожи. Корни его в точь ветви, а ветви копия ветвей, а отсутствие ориентиров вроде почвы из которого оно прорастало бы или неба, делало невозможным определить где вверх, где низ. Краем глаза можно было разглядеть как оно колышется, перетекает, приобретает иную форму, мечутся глаза в глазницах, будто человек внезапно оказавшийся в кромешном мраке и ищущий беглым взглядом хоть какой-то источник света, а пейзаж вокруг него медленно плыл, переливаясь во всех оттенках серого, но становилось неподвижным, как только сфокусируешь взор на одном месте. Сильно отдалив я заметил, что это существо отражение на зрачке глаза, которое растет на нем же, бесконечная последовательность, без конца и начала. Нечто непостижимое в своей фрактальности, ничтожно малое и одновременно бесконечно большое.
Через некоторое время я заметил, что способен видеть смотревшим глазом только в прибор, а заглянув в зеркало ужаснулся, увидев пустую глазницу, непроглядная чернота вместо глаза. И последнее, что я помню в своей жизни – это как упал на грязный пол, а передо мной валяется выкатившийся из оброненного устройства отражатель, пустой, не омраченный ни чьим глазом…
- Что это? На кого я смотрю? Это тело, с черным пятном вместо правого глаза, у него… О господи у него моё лицо. Это я? А кто же я или чем стал?.. Боже мой я слился с тем существом, вырос словно прыщ мелким глазом на безликом теле нечто, или я он и есть, в этом мире всё так неопределенно. Как же ужасен и противен этот мир, а от осознания пребывания здесь меня гнетет невыразимая печаль. Единственное, что способно хоть на толику снять мою грусть это тот мир, по ту сторону, такой прекрасный, рациональный, упорядоченный и постоянный. Я готов тысячу лет не смыкать век лишь бы на доле секунды лицезреть его, ни в одном из бесчисленных очей. Пускай буду до скончания времен глядеть на неподвижную стену.