Он тоже вгляделся сквозь лобовое стекло. Ничего не заметил: по-летнему одетые люди, наши советские, загорелые и белокожие. Женщины, мужчины, старик на костылях, толстая тетка сразу с двумя собачками на поводках, вон пробежала стайка подростков, вон фруктовый лоток и громогласный продавец за ним: «Покупаим! Чэрэшня! Красный как кров, сладкий как мед! Миндаль! Пэрсик!»
– Что делать будем, старшина?
– Да чего тут поделаешь? – шофер бесхитростно глянул на лейтенанта. – Бери ребятишек, пройдись с ними, купи мороженое. А я пока подъеду, дорогу спрошу: вон милиционер, видишь?
Как он спрашивал дорогу на трассе, Тимур сегодня видел дважды. И ничего такого «дядя Коля» вроде бы не говорил, постовой все ему рассказывал сам: и сколько до поворота, и что асфальт там выщерблен, и про грузовики, которые где-то неподалеку неделю назад столкнулись, и про то, какая змея его теща… Наверно, всю свою жизнь выложил бы, но и вправду было пора ехать.
Адъютант тут же вышел из машины, точно получив приказ от старшего по званию. Распахнул дверь. Коротко взглянул на ребят.
– Евгения и Ти…мофей, выходим. От меня ни на шаг. Распоряжение генерала Александрова: считайте, боевой приказ.
– Есть! – очень серьезно ответила Женя.
Больше всего Тимур боялся, что лейтенант действительно купит им мороженое: взрослые – они такие, если тебе восемнадцати нет, ты для них детсадовец. Но он направился к бочке с квасом. Себе и Тимуру взял по кружке, Женя попросила стакан.
Пили медленно. Лейтенант все поглядывал на них – больше на Женю, конечно – и в сторону проулка, где «дядя Коля» разговаривал с милиционером. То есть это милиционер разговаривал, да еще и руками показывал что-то.
– Мальчик! Эй, мальчик!
Тимур вздрогнул. Инвалид, сидевший в тени платана на той стороне улицы, махал костылем… ему? Да, кажется, именно ему.
Взглядом спросил разрешения у лейтенанта, но тот не успел хоть как-то ответить. «Сейчас, Семеныч, ага!» – откликнулся черноголовый паренек, пивший квас в двух шагах от них. Поставил на крыло бочки опустевший стакан и подбежал к человеку с костылем.
Тимур невольно присмотрелся к ним. Но почти в ту же секунду прозвучал клаксон: громко, дважды подряд. Шофер узнал все, что нужно, и, видимо, узнанное было таково, что отпадала нужда таиться, высматривать незримого противника.
– Говорит, еще с первой смены так, с начала июня, – спокойно объяснил «дядя Коля». – Дети коминтерновцев, больные, на санаторном режиме… Испанцы тоже: дети героев войны, а иные и сами герои.
– Не по душу дочери генерала Александрова, – это было скорее утверждение, чем вопрос.
– Не по Женькину, – твердо кивнул шофер. – И не по самого генерала Александрова. В общем, бери чемодан, лейтенант. Вход вон там, две сотни метров отсюда.
Что ж, Тимур и предполагал, вряд ли ему выпадет судьба нести Женины вещи. Хорошо хоть на его собственный вещмешок, тощий и обидно потрепанный, адъютант генерала Александрова покушаться не стал.
Тимур вскинул сидор на плечо, и охватывающий горловину узел, хитрый узел, который он так хорошо научился завязывать, вдруг распустился столь мгновенно, будто всю дорогу специально ждал, когда появится возможность это сделать. Вещмешок мягко шлепнулся в молочно-белую пыль. Женя, к счастью, не видела этого позорища: шла впереди рядом с лейтенантом, даже, кажется, чуть ускорила шаги.
Руки сами выполнили привычное движение… Но оно оказалось не настолько привычным: лямки снова развязались. Он торопливо завозился, больше не думая о том, чтобы узел получился правильным. Тот, однако, вообще никаким не получался. Тимур скрипнул зубами, теперь не задумываясь даже, смотрит ли на него Женя…
– Дай-ка, – он сам не заметил, как водитель оказался рядом. Под руками сержанта вещмешок затянулся мгновенно, словно бы даже испуганно. – Иди. Женьку береги… кавалер.
Тимур отскочил от машины как ошпаренный.
Бежать почти не потребовалось, Женя с лейтенантом все-таки не очень далеко ушли. Догнав их, Тимур быстро оглянулся через плечо, но водитель вслед не смотрел. Все же выдержал характер (надо же – «кавалер»!): вплотную подходить не стал, пристроился сзади, шагах в десяти.
Почти сразу между ними оказался какой-то мальчишка – загорелый, смутно знакомый, – и вдруг к нему подскочили еще двое. На Тимура они не обращали никакого внимания. Он было нацелился обогнать их, однако не успел. «Рахмоновцы, ко мне!» – весело, но громко, словно в рупор, заорал первый, и вокруг него сразу сделалось тесно.