— Просто я люблю тебя, сахарный. — тихо сказала я и несмело улыбнулась.
— Я тебя тоже, — он накрыл ладонью мою руку на своём пузе, поворачивая руль. Я с ужасом услышала, как он принюхивается. — Запах. Твой запах усилился.
— Р-Рафи, милый, пожалуйста…
— Ты слишком сильно пахнешь! — Рафаил поднял мою руку и стал целовать и вдыхать запах кожи.
Дома меня спасло одно — он быстро устал. Рафи толком не успел ничего наделать и свалился на кровать.
— Нгх… мне плохо…
— В чём дело, любимый? Тебя не тошнит?
— Не знаю. Чёрт, мне просто плохо, во всём теле плохо!
— Ты не заболел случайно, пончик?
— Без понятия.
— Солнышко, сладенький, полежи, я за таблеточками сбегаю, — я тихонько чмокнула его щёчку и выскочила из спальни.
Когда я вернулась, он заснул. Рафи тяжело дышал, он будто задыхался. Началось? Но ещё три дня, ему так тяжело? Мой бедняжка, его ещё трое суток будет лихорадить! Значит, он не сможет толком есть, и в нужный момент он… нет, я буду рядом, всё пройдёт хорошо. Должно. Просто должно.
Рафи не вставал весь день, он спал и изредка шипел и морщился. Я измерила его температуру, 43 с половиной. Люди от такого умирают, а он… я не вполне уверена, что его теперь можно называть человеком. Мой милый, любимый, почему всё так получилось? Зачем он укусил тебя?
На часах было уже восемь вечера, с обеда он так и не проснулся. Ему нужно поесть, попить, иначе будет плохо. Я нажарила побольше мяса, сбегала за коньяком, и принесла это всё в спальню. Я села на кровать рядом с тяжело дышавшим Рафаилом и наклонилась к нему, поглаживая по груди и большому животу.
— Рафи? Рафи, зайчик, проснись пожалуйста. Открой глазки, сладенький, тебе нужно покушать. Любимый, ну же, просыпайся. Пожалуйста, сладенький.
Он ёрзал и тихо порыкивал. Я взяла его за руку.
— Дорогой, давай, открывай глаза. Я тебе мясо приготовила, как ты любишь, без костей и хрящей, остренькое. Ещё я коньяк принесла, твой любимый. Ну пожалуйста, Рафи, мышонок, проснись. Ты должен поесть.
Реакции особой не последовало. Сглотнув, я решилась на крайние меры. Я засучила рукав свитера и поднесла руку к его лицу. Сейчас учует и проснётся. Он стал принюхиваться. Затем резко распахнул глаза, схватил моё запястье и повалил на себя.
— Ты пахнешь едой, — настороженно сказал он.
— Я для тебя кушать готовила. — робко сказала я.
— Где?
— Вот, — я протянула ему поднос, который до этого лежал на прикроватном столике. — Поешь, милый. Приятного аппетита.
— Спасибо, — он кинулся на мясо. Две огромных тарелки ушли за три минуты, бутылка коньяка за тридцать секунд. Рафи облизнулся, вытер губы и, отставив поднос, придвинул к себе меня. Он уткнулся мне в шею, принюхиваясь и сильнее сжимая руки на моих боках. — Ргх, как же ты пахнешь.
— С-сладенький, не дави, прошу тебя, — я взяла его запястья. — Т-ты очень, ты слишком сильный, дорогой…
— Иди ко мне, — он усадил меня себе на живот и взял за бёдра. Рыкнул и повалил на себя. — Нет, я хочу дышать тобой.
— Рафи, пончик, ты очень горячий, как ты себя чувствуешь? — лепетала я, мысленно надеясь, что ему плохо, и он не будет меня трогать. Стыдно конечно, но что тут сделаешь? Он обращается, терпеть всё больнее.
— Нормально, — рычал он мне в волосы. — Только голоден сильно.
— Голоден? Й-я сейчас, что ты хочешь?
— Я тебя хочу, — Рафаил залез рукой мне между бёдер. Он хищно посмеялся. — Ты пахнешь вкуснее любой еды. Вкуснее и слаще.
— М-мой милый, с-спасибо, но т-ты только что проснулся, может, стоит немного полежать?
— Нет, не стоит, — Раф повернулся со мной и подмял под себя. Надо мной нависло его грузное, так любимое мною и так пугающее сейчас своей силой объёмное и обширное тело. Я не сбегу. Господи. Он коснулся тыльной стороной пальцев моего лица и стал поглаживать. — Ты чего так на меня смотришь? Будто я тебя убивать собрался.
— Я за тебя слишком испугалась, сладенький, — тихо ответила я, отводя взгляд и льня к его руке.
— Трусишка, — посмеялся он, наклоняясь и сильно целуя мою шею. Я пискнула. Отпрянув, Рафаил поджал край губ. — Перестарался малость.
Я потянулась рукой к ноющему месту с левой стороны шеи, но он меня остановил.
— Пусть все видят, что ты моя, — рычал Раф, наклоняясь и целуя меня в губы. Твоя? Да, конечно я твоя. Как вещь, как шлюха, как самка я твоя. Так ты сейчас мыслишь. Интересно, вспомнишь ли ты об этом месяце, когда тебя отпустит? Рафаил закончил поцелуй и стал срывать с меня свитер. — Запах… так бы и съел тебя, булочка. Всю целиком.
Я закрыла глаза, когда он стал целовать мою грудь и стягивать юбку. Перед глазами проносились приятные моменты, пережитые с Рафи. Моим добрым, нежным, ранимым Рафи. Сердце сжалось. Он стал таким из-за меня, это я не спасла его, это я его отпустила, зачем я не обложила матом ублюдка Бэнсона и не послала на три буквы? Зачем они устроили эту дебильную и бесполезную засаду? Они не помогут никогда, оборотни не такие тупые, чтобы о ловушке не догадаться!
Рафи замер, оставив мою юбку на середине бедра.
— Рафи? — тихо спросила я, взяв его предплечье. — Милый?
— Я… ай! — он рухнул, хватаясь за живот. Он рычал и перекатывался по кровати. — Сука! Сука-сука-сука!!!
— Ч-что с тобой?! — вскочила я.
— Мясо… еда… дай мне мясо! ЖИВО!!! — прогремел он басом.
Я вздрогнула. Рафи стал агрессивно и безумно улыбаться.
— Или нет… иди сюда. Подойди ко мне.
— Н-нет, извини.
— Я СКАЗАЛ, ИДИ СЮДА!!!
— Рафи, солнышко, зайчик, секунду одну подожди! — я метнулась вниз за стейками, которые хотела приготовить завтра, и вернулась к нему с сырыми мясом.
— Дай! — рычал он, учуяв еду.
— Вот, — я протянула ему их.
Парень вырвал их из моих рук и стал есть сырыми. Он утробно урчал, разрывая пакеты и пачкаясь в маринаде и крови. Я сглотнула горечь в глотке и села напротив кровати.
— Я буду рядышком, любимый. Всегда. Как и обещала, — тихо сказала я, протягивая руку к его ставшим заметно гуще волосам.
Поев, он уставился на меня огромными ничего не выражавшими глазами. Затем поморщился и взялся за укушенное плечо.
— Больно? — спросила я.
— Да.
— Тебе лучше поспать. Утром я принесу побольше еды, что тебе приготовить? — я стала вытирать его руки и щёки салфетками.
— Овцу. И поросёнка. И ещё гуся. — порыкивал Раф, когда я проходилась по его губам.
— Хорошо, сладенький. Теперь ложись.
— А ты? — насторожился он. — Ты куда собралась?
— Посуду помою. Не нервничай, я закончу, приду к тебе и лягу рядышком. Я же твоя, — я отодвинула волосы от засоса на шее. — Куда я от тебя уйду?
Он подумал и улёгся. Потом закрыл глаза и всё-таки заснул. А я вышла из спальни, свернула в ванную, и там сползла по стене, держась за голову. Мой дорогой. Мой сладкий. Мой любимый. Вернись ко мне быстрее, пожалуйста.
От лица Сэма
Я сидел, ковырялся вилкой в салате и всё никак не мог понять, что это сегодня было. С чего вдруг Раф так разозлился? Я ведь и раньше его за пузо изредка подкалывал, но он ведь понимал, что я не со зла. Ладно, а Софит? С каких пор она начала вести себя как половая тряпка и заикаясь льстить шерифу? Да ещё с такой паникой. Она, детектив Флейм, которая его материла при мне и не стеснялась орать на него при коллегах, сегодня выглядела как забитая дворняжка. Что у них там происходит? Да и одета она сегодня была крайне непримечательно, хотя ещё две недели назад ходила в офисе в короткой юбке и высоких сапогах, то и дело виляя бёдрами перед Гранде. Почему они оба так изменились? Флейм стала забитой и зашуганной, а Раф начал вести себя так, словно он тут хозяин положения и всего на свете, так что лучше его не бесить, он и двинуть может. Софа с таким страхом сегодня мне руками махала, на лице видно было: «просто свали быстрее, дольше проживёшь, Сэм, пожалуйста, просто уйди!!!». А если Рафаил бьёт Софу? Блин, я понимаю, что не в своё дело лезу, но они мои друзья, я ведь переживаю. С чего вдруг такие изменения? Я уж молчу о том, что когда недавно Джет стал издеваться над шерифом за его брюхо, тот молча ударил Бэнсона в солнечное и вышвырнул из кабинета в коридор за шиворот. Надо поговорить с Софой и выяснить, что Гранде с ней делает. У него самого спрашивать явно не вариант, не скажет и пошлёт. Я шустро встал из-за стола, чмокнул бабушку в щёку, отблагодарив за ужин, и поднялся к себе. Я стал звонить Софит. Она долго не отвечала, и затем я услышал тихое: