Выбрать главу

Она обняла меня со спины и прильнула к моей щеке.

— Я тебя не боюсь, любимый. Да, у меня всплывают неприятные воспоминания и ассоциации от некоторых движений, но сейчас ты прежний. Ты мой милый, добрый, нежный Рафи. Если мне станет неприятно, я тебе скажу, только сам себя не накручивай, ладно?

Я сглотнул и кивнул, лаская её руку.

— Только честность? — слабо улыбнулся я.

— Только честность, — улыбнулась Софочка в ответ. Обняла мой живот. — Теперь кушай, мой розанчик, — она поставила передо мной тарелку с жарким, от которого поднимался горячий пар.

— Я люблю тебя, дорогая, — я поцеловал её, принимая из рук вилку.

— И я тебя. Приятного аппетита. Ой, только аккуратнее, оно только из духовки, не обожгись.

— Мгм, — я уже куснул один кусочек, предварительно на него подув. Софа стала протирать бокалы, а я, довольно объедаясь, решил задать новый вопрос. — Софочка, пышечка, насчёт оборотней.

— Да, милый?

— Ты сказала, что я не успел никого убить. А что станет, если я убью? Я стану есть его?

— Это полнолуние будет длиться ещё одну ночь, и потом луна станет убывать. Если ты съешь человеческое мясо, то оборотнем останешься навсегда. А если нет, то проклятие потеряет силу и ты снова станешь человеком.

— Гм. — я задумчиво отправил в рот очередные несколько долек. — Тогда получается, ты останешься… ай!!! — я взвизгнул и схватился за пузо, чувствуя, как по пищеводу вниз спускается раскалённое мясо.

— Что такое? — встрепенулась она.

— Ааа, мамочки, живот-живот-живот!!! Дай воды быстрее!

— Я же сказала, что оно горячее! — Софа метнулась к крану.

Жар в животе накапливался, я чуть не вопил благим матом от неприятных и болезненных ощущений и выпячивал брюхо, пытаясь отделить его от себя вместе с обжигающим мясом внутри. Когда я пил, я чувствовал нежные мягкие ручки на круглом чреве. Софочка целовала меня, а её ладони массировали мне пузцо, расслабляя жирок и заставляя успокоиться, отдаться её ласкам и ни о чём не думать. Внутренние стенки живота обволакивала приятная прохлада, погасившая жар от подлого мяса, я ахнул и облизал губы. Никогда до этого не думал, что вода такая вкусная.

— Как ты, сладенький? — заботливо спросила Софа.

— Я хорошо. Спасибо, — я чмокнул её щёчку.

— Не за что, мой пончик. Открывай рот, — она нанизала на вилку небольшой кусочек мяса и подула на него.

— Я могу и сам, — слегка смутился я.

— Опыт показал, что не можешь. Я тебя сама накормлю, давай, открывай рот.

Начиная краснеть, я сделал, что велено. Таким образом мне скормили всю тарелку, и я попросил добавки.

— Всего полтора часа осталось, потерпи немножко, дорогой.

— Я умру от голода, — страдальчески сказал я, приложив руку ко лбу.

— Ты только что поел, — со скепсисом усмехнулась Флейм.

— Я стану худеть, болеть, и вскоре совсем исчезну и покину тебя, моя огненная любовь!

— Рафи, — она скрестила руки под грудью и снисходительно улыбалась, смотря на меня.

— Когда меня не станет, я завещаю тебе всё своё имущество! — не унимался я, приобняв её и страдальчески вскидывая руку ко лбу или груди.

— Откуда столько драмы, шериф? Вас же просто попросили потерпеть до обеда.

— Точно! Я попрошу назначить на место шерифа тебя, моя дорогая любимая пышечка, и пусть в память обо мне у тебя на столе будет стоять наша фотография!

— Ладно, хорошо, возьми ещё кусочек, — сдалась она. — Но это последний!

— Люблю тебя, — я чмокнул её в нос и стянул со стола тарелку нарезки.

— Рафи!

— Очень люблю тебя! — я рванул из столовой.

— Вернись! — она помчалась за мной.

Мы носились по дому до тех пор, пока я не съел всё. Софа забрала у меня тарелку и заворчала. Не успел я слова сказать, как был отправлен переодеваться.

====== Гости ======

Вскоре в дверь раздался стук. Я нервно одёрнул надетую рубаху и сглотнул. Софа скользнула рукой мне по животу и поцеловала.

— Я рядом, милый, — прошептала она. — Я с тобой.

Я чмокнул её в висок и пошёл открывать. На пороге передо мной предстала мать. Загорелая от солнца в Аризоне, высокая стройная женщина с короткими чёрными волосами и большими карими глазами. На лице её были редкие морщинки, в ушах блестели маленькие серёжки. Подарок отца на день рождения.

— Мама, — улыбнулся я, распахивая дверь.

— Сын мой! — она обняла меня и поцеловала. — Ах, сколько мы не виделись? Полгода? Будто вечность прошла. Рафаил, это что, седой волос?

— Ч… что? — потерялся я.

Мама взъерошила мои патлы, посмеиваясь.

— Я шучу, Раф, шучу. Гм, — она присмотрелась. Наклонила голову. — Повернись-ка бочком.

Я сглотнул и повернулся. Мама недовольно поморщилась и похлопала меня по животу.

— Ты сильно поправился, Раф. Откуда это всё? — она потрясла моё пузо, заставляя меня люто краснеть.

— Мам, ну не надо, — я шагнул от неё, потирая брюхо. — Я не сильно изменился после вашего переезда.

— Не сильно? — она изогнула бровь.

— Ладно, может, я немного и подрастерял в форме, но…

— Подрастерял? А она была? — она увидела мой обиженный взгляд. Протяжно вздохнула. — Рафи, ты же знаешь, тебе нельзя углеводами баловаться. Когда ты в последний раз овощи ел? Или фрукты?

— Да ну мам!

— Что «ну мам»? Моего сына разнесло ещё сильнее, чем он был, как я должна реагировать?

— Ну не знаю, например, не гнобить через минуту после встречи? — съязвил я.

— Я хоть раз тебя… мф, — она вдохнула и выдохнула. — Так, ладно, ты сердишься. Рафаил, тебе самому-то нравится быть вот таким шариком? Ты же шериф, ты должен быть подтянутым, стройным, если уж не подкачанным. Ты снова зачастил с пончиками на работе? Ну как ребёнок, честное слово. Тебе совсем силы воли не хватает самому на диете посидеть, мне надо всё время рядом находиться?

Настроение было испорчено. Не знаю, как долго бы продолжались философские рассуждения матери о том, как разнесло единственного сына, ибо их прервала вошедшая Софочка.

— … в конце концов, тебе уже тридцать, тебе уже давно жениться пора, детей заводить, кому ты такой разъевшийся нужен будешь? — мать заметила Софит. Всплеснула руками и улыбнулась, прекратив меня стыдить. — Софочка, ты ли это!

— Здрасьте, миссис Гранде, — вежливо улыбнулась Флейм в ответ, помахав лапкой. — Вы так загорели.

— Ну не стой, иди сюда, не чужие ведь люди! — она обняла девушку. Затем взяла за плечи, рассматривая. — Ты само очарование, так изменилась за год, что я тебя не видела.

— Спасибо, — продолжала улыбаться Софа. — Вы наверное устали с дороги?

— Немного, дорогая. А что ты тут делаешь?

— А я… — она посмотрела на меня. Я махнул рукой, давая понять, что опять в унынии и не надо от меня управленческих решений ждать. — Я к Рафи в гости заскочила, а он тут хозяйничал вовсю. Сказал, что вы заедете, я и решила помочь.

— Помочь? Ох, так вы помирились?

— Э… да, пару месяцев назад. А что ж мы стоим, идёмте в столовую, там обед стынет.

— Хорошо. Рафи, идём.

Я тихо вздохнул, готовясь к унижению перед любимой. А впрочем, пускай, это моё наказание за жестокость. Упрёки за лишний вес правда даже близко не стоят с её страданиями, но для начала сойдёт. Не успел я и за стол сесть, как услышал:

— Так вы сошлись?! Боже, Софочка, какая прелесть! Знаешь, Рафи часто говорил о тебе, даже как-то похудеть старался…

— Мама! — одёрнул её я, всем видом показывая, что не надо об этом говорить.

— Ты худел ради меня? — трогательно улыбнулась Софочка, накрыв мою руку на столе и поглаживая.

Я почувствовал, как краснеют щёки.

— Это было давно и неправда.

— Но не мешало бы постараться ещё, — мама отпила из бокала вина. — Рафи, когда щёки круглые, красноту от смущения сильнее заметно. Сядь, не стой.

Тяжело вздохнув, я сел за стол. Видимо, оборотни сильные эмпаты, ибо Софочка всё ласкала меня по руке и бедру, отвлекая внимание матери от моего живота разговорами о всякой фигне. Но потом её стало не устраивать, что я всё молчу и ничего не рассказываю, и вообще я что, не рад её приезду? Решив, что рассказывать всё и вся ей не стоит, я завёл речь о ферме, соврав, что думаю такой обзавестись после того, как уйду из полиции. Софа и мама оживились, булочка взяла меня за руку обеими ладошками, развивая мою ложь. Понемногу напряжение спало, я с интересом слушал мамины истории про их с отцом жизнь в Аризоне, уплетая еду, но когда пышечка принесла пирог с арахисовой пастой, что был испечён на десерт, и спросила, побольше ли мне отрезать, маман окончательно убила во мне желание быть в этой комнате.