**
Вот же гад! Он волок меня в большой сумке вниз по лестнице, безжалостно колотя о ступеньки. Сложенная в позе кузнечика, с заклеенным ртом, абсолютно обездвиженная "муха-цокотуха", то есть я, Софья Пронина - двигать могла только бровями. Даже пальцы были сложены в кулаки и обмотаны скотчем. Липкой современной паутине неподвластны остались мысли. Вот они изображали вихрь торнадо:
- Всё! Это конец!! Почему? - то есть метались по кругу, почти бесполезно.
Когда негалантный кавалер швырнул сумку в багажник, суть произошедшего всё же рисовалась иначе, нежели прежде. Антон, видимо, состоял в той же банде, где и Глеб, но не был посвящен в дело. Как только преступники установили, с кем я удрала, им осталось лишь отдать приказ "пауку".
Подлый российский Спайдермен не гнал, а тихо катил по спящим улицам и докладывал, включив мобильник на громкую связь, что задание выполнено, добыча в багажнике. Его похвалили и дали новое задание:
- ... под колесо, чтобы тело не повредить. Как скорая будет близко, звякнем, тогда.
В коконе из липкого скотча я почти беззвучно завизжала, представив смерть, что уготована мне. Машина остановилась, мерзавец Антон вытряхнул меня на асфальт, уколол в плечо. И всё. Почти мгновенно мышцы перестали слушаться, но чувства и ощущения сохранились. Я знала, что бандит содрал липкие путы с тела добычи, распрямил на асфальте. Живая, но тихая, как гусеница в лапах осы-сфекса, лежала адвокатесса Софья Пронина, с трудом дыша, потому что рот остался заклеенным.
Издалека надвинулся гул, гоня перед собой ослепительный свет. Гул перешёл в рокот мощного мотора, свет оказался выше меня, а к лицу подкатилось гигантское колесо. И я сошла с ума. Бессильный вопль не мог вырваться - дыхание не подчинялось. Мышцы отказывались шевельнуть даже веко. И только мысль, мольба, обращенная неизвестно к кому, переполняла меня:
- Не-е-ет! Не надо! Не хочу умирать! Я еще не начала жить! Я ничего не испытала! Я ещё не любила! Не-е-е-ет!
Послышались звуки сирены, грузовик взревел, потом смолк. Дыхание остановилось, время исчезло, стало вечностью, шум сменился звоном, сквозь который слабо пробивались голоса. Ангелы или серафимы подхватили моё тело и понесли в свет, которого стало много. Он сиял повсюду, он слепил, он окрашивался красными, синими и оранжевыми сполохами... Что-то кольнуло в сгиб руки, прохладная салфетка скользнула по лбу, глазам, смахивая, стирая слёзы. Голос Ирки проник в уши:
- Чёрт бы тебя подрал, Пронина! Когда дурой быть перестанешь? Какого хрена ты с этим уродом уехала? Чуть операцию не сорвала!
Она орала так истово, так знакомо. Я поверила, что жива, облегчённо вздохнула и потеряла сознание...
**
Скорая не смогла увезти меня - я быстро очухалась, восстановила подвижность и выбралась наружу вовремя, чтобы проводить арестованного Антона пинком. Сзади, метко, между ног. Бойцы сделали вид, что ничего не произошло, придержали бандита, пока он выл, припав на колени. Мне немного полегчало - за цугцванг рассчиталась. Хорошо бы ещё за паучиное пеленание и сумку, но кто же меня ждать будет?
Ирка подбежала без ругани, обняла. Я молча плакала в её куртку, словно прощалась с безвременно ушедшей Софкой Прониной, весёлой оторвой, свято верившей - с ней плохое никогда не случится. Слёзы текли беспрерывно, видимо, что-то сломалось во мне, или клапан завис, не закрывался.
- Напарнику спасибо скажи, - распрямила меня подруга, - он тебя тихо перехватить не смог, зато маячок на мобилу не зря поставил. Как знал, что вляпаешься.
Васильковые глаза оказались напротив. И выше, хотя раньше я считала себя равной Глебу по росту.
- Потому что ты босиком. Где туфли?
И мы поехали их разыскивать в квартиру Антона. Там шёл обыск, и майору ФСБ Лаврухину - да, Глеб такое удостоверение предъявил - пришлось минут десять "качать права". К Иркиной квартире я шла уже на шпильках. На ступеньках подъезда остановилась, посмотрела, как утренняя заря стремительно перерастала в рассвет, ощутила, столько во мне скопилось пережитого, и настояла:
- Проводи меня. - Затем попросила. - Открой дверь. - И пригрозила. - Если немедленно меня не обнимешь, я разрыдаюсь.
Мне их порядки неизвестны, этих государевых тружеников, летёх, капитанов и майоров. Наверное, рапорты надо подавать сразу после завершения операции, и Глеб прав, ему, действительно, надо спешить. Но я адвокат, меня трудно переспорить:
- Твоя главная обязанность, майор Глеб Лаврухин, спасать жизни людей. У гражданки Софьи Прониной после похищения развился нервный срыв. Без тебя она умрёт от страха и одиночества. Спасай! Здесь и сейчас.
А потом я бормотала что-то непонятное, шептала его имя, словно заучивала наизусть, и тонула в изумительной истоме... Наконец-то я поняла, как сладки объятия мужчины. Если он твой, единственно, необходимо нужный.