И весь оставшийся вечер дома бросался на каждый телефонный звонок — а вдруг она? И ночью не спал, строил чудовищные планы: вот она бросает своего Гошу, выходит за меня, за Артура, переезжает сюда, мы идём в загс, а свидетелями приглашаем Нину и Пашу. Смешно это было и глупо, ибо никак не монтировались я, Артур, с моей неустроенной, бедной жизнью, и эта роскошная статная дама.
Утром я то хотел звонить ей, благо был предлог («Вернулся ли Боря?»), то, загнав себя под ледяные струи душа, проклинал случайное знакомство, бессонную ночь, выбившую из колеи, как раз когда пошла работа.
На студию я приехал раньше времени, прошёл прямо в павильон, где Наденька, оператор, его помощник и осветители только начинали готовиться к сегодняшней съёмке.
Чтоб не утомлять маленьких артистов бесконечными дублями, я с самого начала решил снимать их номера сразу тремя камерами: одна только крупные планы, другая — средние, третья — общие. Тогда при монтаже у меня были бы развязаны руки. Детей вместе с Игорьком должны были привезти автобусом к трём часам. Осталось достаточно времени на составление схемы размещения камер, на разговор с оператором. Я знал: когда павильон заполнят дети, уже не смогу отвлекаться на технику.
Но только я уединился с оператором за колченогим столиком в углу павильона, как подошла Зиночка, мрачно сказала:
— Вас срочно к телефону.
— Кто? — спросил я.
— Откуда я знаю. Женщина.
Я выбежал из павильона к лифту. И пока ждал кабину, пока поднимался на этаж, где была расположена комната киногруппы, был уверен, что это звонит Анна Артемьевна.
«Отрублю все, — думал я, стремительно идя по длинному коридору. — Разве это любовь? То, чего я всю жизнь жду? Да с нею и говорить‑то не о чем, кроме как о её Боре. У нас ничего общего, ничего. Просто сытая истеричная барыня».
Я даже не сообразил, что Анна Артемьевна не может знать моего рабочего телефона.
И поэтому, когда схватил лежащую на столе трубку и услышал голос матери, был не только разочарован — я понял, что жаждал звонка этой самой «барыни», одного звука её грудного, сочного голоса.
Между тем мать говорила:
— Извини, что я тебя оторвала. Спустилась за газетой. Там твоя статья. Ты уже знаешь об этом?
— Нет.
— Большая статья. Поздравляю. С редакционным комментарием. Прочесть тебе?
— Спасибо. Здесь достану. Или дома прочту. Как ты себя чувствуешь?
— Одышка. А так ничего. Сегодня поздно придёшь?
— Думаю, что нет. Мне никто не звонил?
— Был звонок. Не успела подойти к телефону.
Я положил трубку и поймал себя на том, что почти не обрадовался тому, что статья напечатана, и напечатана сравнительно быстро.
«Чей же это был звонок? — думал я, направляясь к приёмной Гошева. — Не может быть, чтобы она всегда звонила так рано. Разве что Боря вернулся…»
— Все сегодняшние газеты у шефа, — секретарша кивнула на дверь гошевского кабинета.
— Может, уже прочёл?
— Минуточку, — доброжелательно ответила секретарша, вошла в кабинет и тут же вернулась: — Зайдите.
…Гошев массивной горой поднялся навстречу, протянул руку.
— Не знал, что вы ещё и подвизаетесь в журналистике. Я прочёл ваш материал. — Он сделал паузу, ожидая, что спрошу, как понравилось. Но я не спросил. — Садитесь. Вот этот номер. Хотя, собственно говоря, почему вы не в павильоне?
— У меня сегодня вторая смена. — Я не собирался рассиживаться, взял газету и повернул к двери.
— Садитесь–садитесь, — повторил Гошев. — Вы мне не помешаете.
В этом добродушном тоне было что‑то новое. «Видит — напечатали в центральной прессе, теперь уважает».
— Спасибо. — Я сел в конце длинного стола для совещаний и развернул газету. Статья была помещена на третьей странице. Я пробежал её глазами, сокращений не заметил. Под статьёй жирным шрифтом был набран редакционный комментарий. «Пока материал нашего корреспондента готовился к публикации… порочная практика… заставлял принимать незавершённые объекты… защита среды…» — глаза бежали, пока не запнулись о слова: «…самоубийством директор комбината Атаев Р. К.»
У меня словно взорвалось в мозгу.
«Опоздал!» — стоном вырвалось вслух, голова зашумела.
— Что с вами? — раздался голос Гошева. — Между прочим драматически выгодный сюжетец, как раз на производственную тему. Тут уж я не стал бы возражать. Напишите заявку, заключим договор. Тем более здесь самоубийство, да ещё особый колорит — национальный, строительство социализма в республике на современном этапе.