Я потерпел минут двадцать, не смог перебороть себя и тихо вышел.
Взад–вперёд шагал по пустынному коридору, думал о том, что, по сути дела, эта поделка досадно компрометирует трагическую тему.
Вспомнилось, как через несколько лет после окончания института, когда я стал уже ездить внештатным корреспондентом одной ведомственной газетки, судьба закинула как‑то осенью в картофелеводческий колхоз Брянщины. Не успел я поселиться в избе бригадирши, зарядил многодневный ледяной дождь. Поля с не убранной ещё картошкой заплывали жидкой грязью. Бригадирша (сейчас я пытался и никак не мог вспомнить её имя), худая, как спичка, в платке, ватнике и кирзовых сапогах, тяжёлых от налипшей глины, однажды, войдя в избу, сказала с отчаянием: «Помрем с голоду. Видно, все же есть Председатель над нами!»
Странная была фраза. Но запомнилась. Запомнились её дети — три человечка мал мала меньше, с рёвом ползающие по половицам, запомнился её муж — вечно пьяный, небритый, одноногий инвалид войны. Запомнился тяжкий угар от растрескавшейся, дымящей печки; затируха, которой эти погрязшие в бедности люди делились со мной.
Ни один грузовик не мог проехать по единственной, потонувшей в глубокой глине дороге. В конце концов председателю удалось связаться по телефону с воинской частью, и меня вывез на железнодорожную станцию бронетранспортёр на гусеничном ходу.
Забираясь под все тем же ледяным дождём в бронетранспортёр, я был счастлив, что вырываюсь из этого ада, и в то же время чувствовал себя предателем. Уже в поезде, лёжа на боковой полке бесплацкартного вагона, под стук колёс думал о том, что должен бросить стихи, литературу, окончить какие‑нибудь курсы председателей и пойти в колхоз, чтоб хоть что‑то сделать для этих людей.
«Россия, нищая Россия, мне избы серые твои, твои просторы ветровые, как слезы первые любви», — повторял я блоковские строки, когда поезд уже подъезжал к Москве, к теплу, к родному дому…
Всякое с тех пор со мной бывало, и вот надо же, сейчас в коридоре студии возник в памяти давно забытый эпизод. «Может, все обойдётся, — думал я, — предложу Гошеву ещё один замысел. Так и назову: «Слезы первые любви?».
Выглянула в коридор Наденька, позвала на обсуждение.
Через полчаса всё было кончено.
Я первым вышел из зала и побрёл к лифту. В ушах звучали голоса членов худсовета: «Дети слишком маленькие, не могут нести идею государственности»; «Где танцы, отображающие трудовые навыки?»; «А песни? Вы заметили: у одной девочки на крупном плане нет переднего зуба?! Другая танцует с веером! С каких пор веер стал атрибутом советской пионерии?» Короткое обсуждение подытожил Гошев:
— Как видите, все единодушны в оценке этой картины. Я поручил вам ответственное задание. Вы сами придумали сценарий. Мы не контролировали вас ни в павильоне, ни при монтаже. Каков итог? Три года мы вас держали, согласно положению о молодых специалистах. Вы подвели нас. Думаю, выражу общее мнение — пора расстаться.
В конце коридора нагнала Зиночка.
— А я поздравляю вас. Очень талантливый фильм. Даже не ожидала, что так получится, — задыхаясь, прошептала она. — Ой, скажите, Артур, а кто вас привёз на правительственной машине?
Я тупо взглянул на неё и вошёл в кабину лифта.
Если я смотрю издалека на свою ладонь и моргаю, это движение ресниц чётко отражается на ней. Все дальше отодвигаю ладонь, отодвигаю, сколько могу, и все так же чётко, словно движение крыльев бабочки, ощущает ладонь взмахи ресниц.
После этого мысленно закручиваю по часовой стрелке кольцо энергии на той же ладони. И вот по подушечкам пальцев проходит дуновение, а через секунду–другую вертится на ладони призрачное кольцо вроде бублика. Вертится само, с любой скоростью, какую пожелаю. Если упражняюсь в темноте — оно светится, если подношу ладонь к уху — слышу потрескивание. Увеличиваю скорость кружения — потрескивание учащается. Интересно, что на моей правой ладони ничего этого не происходит.
Продолжаю упражняться с цветком, с моим кринумом. Как было задано Йовайшей в прошлый четверг, опять сосредоточиваюсь на растении. Вижу уже привычные полосы синей энергии вдоль зелёных листьев, затем закрываю глаза — в них то же самое. Мысленно задаю вопрос цветку: «Откуда ты?» Несколько дней никакого ответа. И вот позавчера вечером увидел в закрытых глазах совершенно реальную заводь вдоль болотца возле большой реки. В заводи стояла на одной ноге цапля. Цапля взлетела. Сверху стали видны группы кринумов, растущие между заводью и рекой.