«Работа зовёт!» — подумал он, будучи настроен предельно решительно, и начал собираться.
После недолгих раздумий вещи в съёмной комнате хроно-журналист решил не оставлять, даже свои ещё не до конца высохшие туфли из жёлтого кожзама. Не то чтобы Иван Иванович не доверял столь замечательным хозяевам как Иванохотеп и его жена — при необходимости он бы и жизнь им свою доверил, но такой необходимости не было.
Вооружившись тростью, отряхнув фетровую шляпу, прикрывающую необъятных размеров лысину и поправив перед выходом галстук-бабочку, хроно-журналист двинулся в путь. Иванохотеп его уже ждал, причём с подарком: в руках он держал традиционный головной убор древних египтян — угольно-чёрный цилиндр с красным бантом.
— Держи, это тебе Наташепсут сшила, пока ты отдыхал, — протягивая головной убор, улыбаясь во все свои десять зубов, наглядно демонстрирующих, что со стоматологией в Древнем Египте всё было не очень хорошо, сказал оператор бетономешалки.
— О! Она ещё и рукоделием занимается?
— Конечно! А что ещё делать долгими зимними египетскими вечерами?
— Но позвольте, сейчас же лето, да и совсем не вечер.
— А она закрыла глаза и выключила отопление.
Подивившись её находчивости, Иван Иванович решил сразу же примерить подарок и даже без всякого зеркала установил, что тот пришёлся ему в самую пору. Он сильно обрадовался неожиданному, но приятному приобретению. Хроно-журналист решил как-то отблагодарить своего друга, и у него как раз имелся подходящий подарок: накануне хроно-путешествия жена принесла ему пару билетов в театр.
— Спектакль «Лебединое озеро» на следующей неделе в «Большом», — презентовал ответный подарок Иван Иванов. — Закрытие сезона. Такое лучше не пропускать!
Иванохотеп растерянно на него посмотрел, но билеты всё же взял.
«Похоже, они с женой не большие любители Чайковского», — заключил Иван Иванович. — «А возможно, и театра вообще».
Закончив обмениваться подарками, любезностями и респираторными заболеваниями, они двинулись в путь.
***
Посёлок городского типа Мемфисовка днём был также прекрасен как и ночью, только видимость была лучше. Жизнь здесь кипела очень неторопливо, даже медленно, без излишней суеты и шума. Народу на улицах было не сказать чтобы много, но все чем-то занимались или хотя бы принимали важный, занятой вид, когда мимо них проходил хроно-журналист в сопровождении своего гида.
Глядя на всё это, Иван Иванович мгновенно вспомнил слова про «не сезон» и решил поинтересоваться на эту тему.
— Ну так, это, того — дача, вахты, — развёл руками Иванохотеп. — Вон, в этом году подряд море копаем! Платят, — он выразительно присвистнул, — только работа не из тех, где сидеть сиднем надо, не-е-е. По двадцать шесть часов в день наши работают, без перекуров и выходных, девять дней в неделю — такое не каждый выдержит.
— А почему вы, уважаемый, не там? Не заинтересовались? — осторожно, так, чтобы не обидеть, осведомился Иван Иванов.
— У меня и так работа есть, скоро как раз до неё дойдём. Покажу тебе нашу стройплощадку.
— Ну а как же дача, огород, вот это вот всё?
— Ай, ну его. Картошка эта, тыква, помидоры, кукуруза, — пренебрежительно отмахнулся оператор бетономешалки, — не люблю я этот импорт. Не нашенское это, тьфу! Хоть бы их и не было! Вот огурчики малосольные — вот это вещь, это по-нашенски, по древнеегипетски!
Тем временем, попетляв по улочкам и вдоволь насладившись их дневным ароматом, они вышли на площадь, расположенную перед величественным зданием из белого камня, с множеством статуй, колонн и фонтанов вокруг.
— А это, наверное, храм? — держа свой хроно-блокнот, как и карандаш, наготове, спросил Иван Иванов.
— Да какой же это храм! Это посольство ануннаков!
— «Анунаков»? — торопливо записывая и быстро зарисовывая место, ведь он так же был и талантливым художником-натурщиком, уточнил Иван Иванович.
Посольство, автор картины: И.И. Иванов
— Многоуважаемые гости с других миров, — сквозь зубы процедил Иванохотеп, кого-то явно цитируя, и тихо добавил, — хотя, как по мне, анунак хуже незваного гостя.
Они двинулись дальше и почти сразу, всего метров через тридцать, пришли к ещё более величественному зданию. Оно было настолько потрясающе красивым, что Иван Иванов счёл себя недостойным даже пытаться его изобразить. К тому же после предыдущей попытки у него сломался карандаш.