Олег пришел сюда с дыкинской бригадой, когда первые попыт
М. ЗАЕВ. Главный инженер ПСК-105 Зураб Тапурия.
Поселок Октябрьский.
Более двух лет не ослабевала неравная борьба строителей с Бурлуком. Уже был готов к эксплуатации следующий за Кордонским тоннелем Кизирский, затем и Каспинский тоннели, а проклятая выемка не давалась. Начисто был отброшен изыскательский проект. Предпортальные границы уже далеко вышли за предполагаемые очертания, уже было выбрано около трех проектных объемов грунта, а проклятая выемка все еще упорствовала.
Трудно сказать, как обернулось бы дело, если бы не возникла вдруг идея о лотках.
На выемке Олег был всего-навсего мастером. Должность маленькая и по сути дела бесправная, тем более при сложившихся обстоятельствах, когда с Бурлука не спускало глаз все малое и большое начальство трассы. Но Олегу и в голову не приходило отмахнуться от ответственности за неутешительный ход работ. Чувствовал он себя хуже, чем препротивно. Ему было стыдно расписывать наряды на заведомо бесполезную работу, обидно и больно было глядеть, как его мальчишки лезут из кожи, выполняя их. Он понимал: чтобы одолеть выемку, необходимо какое-то необычное, оригинальное решение. Над этим ломали умы и авторы проекта, и руководители трассы, и он сам.
Олег перебрал десятки возможных вариантов, пока не наткнулся на лотки. Он очень неуверенно вытянул из закутков своей памяти: или где-то он читал о них, может быть, видел что-то подобное, а может быть, они придумались сами собой,
Не вспомнить сейчас, кто первый откликнулся и поддержал эту затею. Пожалуй, ее одобрили одновременно все, кто имел хоть какое-то отношение к выемке. По всей видимости, идея эта, как говорится, носилась в воздухе, и Олегу просто посчастливилось первому ухватиться за нее. Одним словом, она была немедленно принята к исполнению.
Вот они, эти лотки, простершиеся по обе стороны полотна. Неглубокие канавы, вымощенные по дну и с боков бетонными плитами с небольшими отверстиями. Весь смысл именно в отверстиях. Сквозь них, как в решето, грунтовая вода, та самая, от которой казалось, не было спасения, теперь собиралась в лотках и самотеком уходила прочь от выемки. Сейчас лотки сухи, как и весь грунт вокруг, и вроде бы уже бесполезны. Однако нет! В дождь и в весенний паводок они по-прежнему делают свое дело.
Подошел Борис. Олег, ткнув сапогом плиту, прикрывающую лотки, сказал:
– Холеры! Сколько жил вытянули. А нынче лежат, вроде бы они тут всю жизнь были.
– Это завсегда так, – подтвердил Борис. – Я редко вспоминаю плохое.
– Вероятно, это свойство человеческой памяти.
– Человек – он отходчив, – согласился Борис.
– Вон там у нас водопровод был на козелках подвешен, – Олег махнул рукой в сторону от трассы. – Мороз – тридцать градусов. Дело под вечер было, мы спешим бетон прикончить. Вдруг нет воды. Из бака вычерпали, и труба не подает. Включили насос – захлебывается. Где-то прихватило. А труба – двести метров, попробуй, найди пробку! Обмотали мы ее паклей, тряпками, у кого что лишнее из барахла оказалось – поснимали тоже на обмотку. Хворостом обложили и подожгли. Пока возились с приготовлениями, вся вода, что в трубе осталась, замерзла. Отогреть двести метров – это не чайник вскипятить. Короче, всю ночь возились с этой трубой, а наутро опять за бетон. И хоть бы кто пикнул!
– Знаю я их, дыкинцев, – сказал Борис. – Гвозди!
– А вон там, – Олег показал под горку, – мы резиновые сапоги на ночь в снег закапывали. Приедешь утром, замерзнешь на машине, как чурка, да с ходу в ледяные сапоги – ух!
Выбрав неподалеку местечко, не затронутое ни бульдозером, ни лопатой, они сели. Густо и высоко росли ромашки. Мирно стрекотали кузнечики. Рядом, в низкорослом березняке, неуверенно, будто пробуя голос, издавала короткие трели какая-то пичуга.
Борис прилег и, закрыв лицо кепкой, тут же заснул. Олег пригнул к себе ромашку и оборвал на ней лепестки. Вышла удача. Он хотел погадать еще, но удержался: зачем испытывать судьбу?
Потом, улегшись на спину, он принялся рассматривать небо. Он вспомнил, как Аркашка Ятманов затевал свои звездные разговоры.