Дыкинцы тогда не ездили в Курагино на ночь. Жалко было терять время и силы. Ночевали прямо здесь, у выемки. Неисчерпаемым было Аркашкино фантазерство о звездных пикетах.
– К чему нам деревянные колышки? – спрашивал он задиристо и настойчиво требовал, чтобы ему отвечали. – Длина трассы шестьсот сорок километров. Это значит, что кроме других множеств изыскательских премудростей, нужно было вбить около тридцати тысяч колышков-пикетов. Фу, какая проза и примитив! Словно мы все еще в палеолите и сами какие-то там питекантропы.
Аркашке не возражали. Приятно было под его воркотню лежать, расслабив мышцы, и молча смотреть на звезды. Лишь переводили взгляд с созвездия на созвездие, когда он начинал прокладывать на небе звездные маршруты трассы.
– Ну, скажи, пожалуйста, – приставал он к Олегу, – разве нельзя приспособить какой-нибудь менисковый телескоп? Изобрести такой портативный приборчик. Навел его, скажем, на сверхгигантскую Бетельгейзе. В приборчике шкала. Там всякие углы наклона, отклонения, всякие азимуты и триангуляции, одним словом, что нужно. Быстренько определил плюсы-минусы и валяй дальше. Понимаешь, звездная геодезия!
– Но на земле-то все равно колышки нужно оставлять?
– Ах, какие же вы непонятливые! – кипятился Аркашка – Вот пришли на трассу строители. Начинают рубить просеку. Навел приборчик на ту же Бетельгейзе. Ага! Азимут такой-то, базис треугольника такой-то, горизонтальный угол такой-то плюс-минус. Ага! Выходит, крайнюю правую точку нужно передвинуть влево под углом в три градуса ровно на двадцать и шесть десятых метра.
– Видишь ли, железная дорога – это страшная точность, – уклончиво говорил Олег, но тут же ободряюще добавлял, – Хотя она и не всегда необходима.
– Ну, знаешь! – горячо восклицал Аркашка. По звездам наши далекие предки фелюги водили вокруг Земли! Колумб Америку открыл. А скоро космонавты поведут трансвселенные корабли. И как, ты думаешь, они будут ориентироваться в черном и пустом космосе, где никакой компас не сработает? Как? То-то! По звездным пикетам они будут ориентироваться.
– Что тебе сдались эти звезды? – с затаенной усмешкой басил Дыкин. – Существует отличный инструмент – теодолит, которым не брезгуют и астрономы.
Олег думал об Аркашке, о котловане на Ирбе, о предпортальной выемке и лотках, о звездных пикетах, а ум его, негласно, независимо от желания, говорил ему твердое, бесповоротное решение о задуманном "броске". Думая, он прислушался к самому себе: ждал еще каких-то напутственных слов. Неожиданно он услышал их от Бориса Салтыкова. Не стерпев солнечного пекла, тот вскочил и обыденно сказал:
– Ну что, поехали? Дело-то ждет.
– Давай, ответил Олег. – С ветерком. По звездным пикетам.
За Бурлукской горой, с высоты двадцатипятиметрового виадука, на котором испытываешь ощущение полета, неожиданно открывается сурово монументальная панорама в сине-зеленых красках. Одного взгляда достаточно, чтобы понять художественную законченность и поэтическое величие сибирской природы.
Едва успеваешь осмыслить это, как рельсы властно уносят тебя в Кизирский тоннель. Но все еще впереди! Каких-то сто метров тоннельного сумрака – и перед глазами снова бирюзовое небо, зеленая тайга и голубой пояс Кизира.
«Пионерку» Борис ведет медленно. Это традиция. И установилась она вовсе не из-за боязни запросто свернуть голову на здешних крутых разворотах, а потому, что грешно упускать возможность лишний раз разглядеть Кизир. На трассе множество дивных пейзажей, но вид на Кизир – нечто особое и неповторимое.
Впереди, будто выплывая, показывается Кизирский разъезд. Железнодорожная насыпь, осторожно и бережно раздвигая бор, ложится вдоль поселка, нисколько не нарушая его мечтательно-романтического вида.
«Пионерка» лихо подкатила к вокзалу. Маленький, белоснежный, скромный, с приветливым фасадом стоит он перед поселком, в котором каждый дом увенчан арками величественных сосен.
– Не мешало бы перекусить, – предложил Борис. – А то на пустой желудок и разговоры как бы не оказались пустыми.
Олег тоже бы не прочь подзакусить, но теперь, когда он уже у цели поездки, ему жаль терять время и оставаться, хоть на полчаса, в неведении.
– Ты поешь, а я в контору, – говорит он.
– Да вы не волнуйтесь, – неожиданно участливо говорит Борис. – Все будет в ажуре!
Контора прорабского участка размещается в двух крохотных комнатах щитового домишки. В одной из них, дальней, стоит прорабский стол с парой телефонов районной и внутренней служебной связи, несколько стульев. В проходной комнате, заполняя собой чуть ли не всю ее, стоит колченогий бильярд, уровненный подсунутыми деревянными чурочками. Трое парней неумело гоняют шары. Всякий раз после особо шумного удара они заглядывают в прорабскую, корча виноватые физиономии. Размежеваться комнатам нечем – нет двери.