Белозубый парень втыкает в пушистую, нетронутую снежную гладь шест с табличкой «Станция Стофато». 28 февраля 1965 года.
Так она начиналась. Нет улиц у нее. Из года в год так, наверное, и будет проноситься за окном торопливого вагона несколько окруживших станцию домиков. И из года в год будут не спать ночью пассажиры, будут вдавливать лица в запотевшие оконные стекла, чтоб за несколько минут стоянки разглядеть как можно больше.
Ах, если бы можно было застеклить вагоны таким стеклом, чтобы они смогли увидеть, как выбегает из вагончика пятилетний Костя Стофато. Вагончик стоит на земле, а рядом такие же вагончики тянет по рельсам паровозик службы так называемой временной эксплуатации. Костя хочет ехать с рабочими, хочет строить дорогу к станции имени своего деда. А в вагончик садится его папа – Владимир – и машет Косте узкой, как у деда, рукой.
Мимо окон Нины Михайловны Мальцевой всю жизнь идут поезда. Это ее работа – встречать и провожать их. После окончания железнодорожного техникума стала она начальником станции, и с тех пор эти слова, записанные аккуратным кадровиком в трудовую книжку, не изменились, вот только менялись названия станций.
И не потому, что красный флажок ушедшего поезда манит преодолевать пространство, зовет к перемене мест. Нина Михайловна – человек оседлый, и она всегда это подчеркивает. Вот только не может она работать на обычной станции.
Первой остановкой ее трудового поезда был разъезд в Казахстане. Она отправляла первый хлеб целины.
Одно время было очень распространено в молодежных журналах выражение «звёздные часы». Потом его перехватили сатирики, и даже употреблять стало как-то неловко.
Но часы, когда она отправляла хлеб, действительно были звездными. Его сыпали ночью, этот первый целинный хлеб, и августовский звездопад барабанил по крышам вагонов, а она забыла, когда спала, и, надрывая по селектору голос, «проталкивала» составы. Она узнала об Абакан – Тайшете, она писала, требовала, но сначала были нужны взрывники и бетонщики, а начальники станций понадобились только в пусковой тысяча девятьсот шестьдесят пятый год, и Мальцева не заставила себя ждать.
Спросили: «Куда хотите?» Она имела право на выбор, опытный, дипломированный начальник станции. Это только в плохих кинофильмах и книгах на такой вопрос отвечают: «Где трудно!» В жизни говорят так, как ответила Мальцева:
– Где грузооборот побольше.
И тут же в кабинете услышала, что нужен человек на маленькую станцию Стофато. Постоянный человек. И что найти его очень трудно, перспектив у станции немного, поезд стоит всего минуту, штаты – всего четыре человека.
Это потом она долго думала над тем, что слово «трудно» имеет много значений. Трудно, когда лежит без движения зерно, а воздух сиз от выхлопа бесконечного потока машин, когда секундная стрелка мчится по сжавшемуся циферблату, и трудно, когда весь день давит на уши тишина, а к поезду можно даже не выходить – его благополучно отправят, когда так проходит и вчера и сегодня и комком в горле стоит вопрос: ... и всегда?
Об этом она тогда не успела подумать, а согласилась по наитию, потому что есть имена и названия, которые звучат, как пароль, и отзыв на него только единственный – «есть».
Эти рельсы теперь с легкой руки писателя Чивилихина называют серебряными.
Машинист Абаканского локомотивного депо Иван Артеменко плавно трогает электровоз. Светофорный сигнал зеленой точечкой отражается в его глазах.
Новый помощник машиниста Толя Васильев, вчерашний выпускник Красноярского железнодорожного техникума, подчеркнуто серьезен. Щелкает клавишами световой сигнализации. Даже зачем-то тронул стопор ручного тормоза.
Первый рейс.
– Дорога горная, тоннельная. Трудной считается.
Артеменко проводит пальцами по рыжим усам. Он знал эту дорогу другой. И странное дело – тогда ее не называли трудной. Может быть, потому, что слова «легко» и не было в словаре Абакан – Тайшета.
Он был тогда шофером и возил в основном взрывчатку. Их называли в шутку «адскими водителями» и другие машины уступали дорогу. Вернее, дорог-то не было, а пробивали их колесами, кузова кренились над обрывами, брезент трещал вместе с инструкциями по технике безопасности, а красный флажок (опасный груз) пытался совладать со шквальным горным ветром. У Крольского тоннеля разъезжались машины 7 – 8 часов.
Строил он дорогу, и постепенно созрело у него решение стать железнодорожником. Вот сказал Артеменко эти слова «постепенно созрело» и задумался. По-книжному как-то звучит. Нет, правильно, созревало постепенно: представил себе, что придется расставаться с дорогой, придется уйти с нее и решил переучиваться. Помощником кочегара на паровозе на временной эксплуатации работал, а теперь вот хозяин мощной машины.