-Сколько ж лет они жили на севере?
-Двадцать два. Десять отбывали срок, а потом ещё двенадцать кум пенсию зарабатывал.
Мама крестила Лёню, поэтому называет сестру и зятя кумовьями. А Лёня зовёт её мамашкой. Так же Нина и Тоня, дочки бабы Тани, всегда звали маму мамашкой. А я своих крёстных звала маманька Харитинка и папка Ванька. Так меня научили, так обращались друг к другу. Спросить бы сейчас, почему так, да не у кого, давно нет со мной моей любимой мамочки, заступницы и помощницы, нет крёстных, нет тётушек. Осталась только неумолимая память, подбрасывающая и подбрасывающая дрова в костёр бессонницы.
-Ну, заробыв пензыю? - тётя Катя одна в нашей семье балакае.
-Заработал, уже получает.
Гости слушают их разговор, не вмешиваются. Все знают грустную историю жизни Матрёны и Егора. Харитина, наклонившись к бабе Тане, тихонько спросила:
-За что ж Жорку посадили тогда?
-А, кто его знает, за что. Сказали: «Враг народа» и дали десять лет лагерей. За что, мы не знаем.
-Я слыхала, что будто бы он партию и правительство ругал. Один человек слышал и заявление написал,- тёте Кате не терпится показать свою осведомлённость.
-Хватит об этом! – мама смотрит на нас с Лёней, - ну-ка, дети, полезайте на печь, поиграйте там. Я лампу зажгу, поставлю на припечек.
Потом поворачивается к тёте:
-Сестра, что ты болтаешь при детях?
-Даша, не обижайся. Здесь же все свои, да и время сейчас другое,- тётя оправдывается. Все согласно кивают. Клавдия заводит песню, Ваня подхватывает. У них получается слаженно и красиво, все замолкают, а потом подхватывают, да так, что окошечки начинают дребезжать.
Роспрягайтэ, хлопци, конэй,
Тай лягайтэ спочивать,
А я пиду в сад зэлэный,
В сад крэнычиньку копать.
ПРИПАДОЧНАЯ.
Кашель меня совсем замучил, хотя и лечили меня все: доктор, Сергеевна, крёстные, тётя Мотя. В ход шли не только лекарства, но и травы и разные заговоры. Один случай, связанный с этим проклятущим коклюшем, я не могу забыть. На другой улице, за углом, жила многодетная семья. У них была такая же хатёнка, как и у нас, зато было шестеро детей и все девчата. Я любила ходить к ним играть, там всегда было весело и многолюдно. И вот однажды я играла у них. Мы так бегали, так хохотали, что у меня начался приступ кашля, да такой жестокий, что я начала задыхаться и потеряла сознание. Когда открыла глаза, то увидела над собой белое, как полотно, лицо мамы.
-Лиза, доченька, вставай, поднимайся! Поднимайся, моя красавица. Ты что, забыла, тебе нельзя кричать.
Я до сих пор помню, как мама хотела поднять меня, но у неё не получалось. Я сделалась, как тряпичная кукла, выскальзывала у мамы из рук, а сама пошевелиться не могла. Помню, как я прошептала маме:
-Мамочка, не ругайте меня, я сейчас встану. Я больше не буду.
-Дурёха, ты моя маленькая, за что же я буду тебя ругать?
Наконец, маме удалось приподнять меня и усадить, оперев спиной о плетень. Я стала озираться по сторонам:
-Я, что заснула прямо на земле?
Потом увидела своих подружек, которые сбились в стайку и о чём-то шепчутся. Я хотела встать и подойти к ним, а они вдруг с громкими воплями, убежали в хату. И тут я услышала, как самая старшая девочка сказала:
-Прячьтесь! Видите, Лизка припадочная, она нас покусает.
Мама сделала вид, что ничего не слышала:
-Пойдём, Лизок, домой, а то баба Таня за тобой уже соскучилась. И мы пошли, мама крепко держала меня за руку и я чувствовала тепло её натруженных мозолистых ладоней. Не успели зайти в комнату, я бросаюсь к нашей больной старушке и спрашиваю:
-Баба Таня, а что такое припадочная?
-Ты чего такое спрашиваешь? Где слышала такое слово?
Я машу рукой и кокетливо повернув головку набок отвечаю со вздохом:
-Да это меня так назвали девчата, мои подружки, что живут за углом.
-Баба Таня вопросительно смотрит на маму:
-Даша, что случилось? Что это нашу дивчинку обижают?
-Ой, сестра, и не говори! Иду я с работы, устала. Слышу, Лиза закашлялась. Думаю, где это она, что так хорошо слышно? А она у девчат, только видно мне, головёнка белеет. Потом раз, исчезла и тишина. Я бегом туда. а она лежит на земле и не дышит. Я давай тормошить, переворачивать. Видно, слюной подавилась.
Дальше мама уже не может говорить, она обнимает меня и плачет, да приговаривает, как по покойнику. Баба Таня тоже начинает плакать.
-Вы чего? Умер кто-то?- вбегает в комнату Нина. Она ходила по воду в Лабу и в руках у неё коромысло, вёдра она оставила в сенцах.
-Да вы чего в самом деле, голосите так, что на углу слышно. Я уже думала мама умерла.
Нина присаживается на край кровати и обнимает одной рукой свою больную мать, а другой притягивает меня к себе. Баба Таня потихоньку рассказывает Нине, что произошло.