Стив сейчас был рядом, обнимал его плачущих сестёр, что-то им рассказывая, обещая, а Брока не было.
Баки сжал в ладони забытую Броком пачку с неизвестной ему маркой. Прощаться было тяжело, ещё сложнее было запретить себе в последний раз прикоснуться к Стиву, наплевав на мнение родителей и впечатлительность сестёр, не высматривать в толпе таких же прощающихся и провожающих одинокую фигуру, закутанную в чёрное пальто, не искать жёлтые глаза, не сожалеть о том, чего уже было не изменить.
— Не победи там всех без меня, — хрипло прошептал Стив, совсем по-дружески хлопнул Баки по плечу и, не выдержав, обнял, прижался, ткнувшись носом в расстегнутый ворот рубашки, где ещё пламенели оставленные Броком метки. — Умоляю, Бак, береги себя!
***
То что Брок обманул его, Баки понял, едва ступил на пропитанную войной землю. Он не слышал Брока, не видел его в толпе таких же новобранцев, как и он сам, не замечал среди уже успевших повоевать бойцов, но чувствовал незримое присутствие. Будто бы он стоял ровно за плечом, обжигая дыханием затылок, готовый в любой момент дернуть за руку, уводя с линии атаки. Брок не оставил, как обещался, а пошёл следом. Баки слишком явно чувствовал запах его сигарет, терпкий аромат одеколона. И это всё помогало не свихнуться, не утонуть в грязи и крови, не поддаться всеобщей истерии, ужасу, так и витавшему над окопами. Никто из тех, кто прибыл вместе с ним, уже не верил, что они прибыли бороться за мир, все как один пришли сюда умирать.
«В войне не бывает победителей. У всех своя правда, малыш».
От хрипловатого голоса нет-нет да раздающегося в голове, Баки хотелось жить, сильнее сжимать цевьё винтовки, идти вперёд, лишь для того, чтобы Стиву не пришлось всё это видеть на пороге их дома, чтобы у них был общий, на троих, дом.
Ещё одной отдушиной были письма.
Баки садился поближе к огню, расправлял на колене измятые, чистые пока что листы и начинал рассказывать, разговаривать со Стивом, выводя в колдовском свете пламени ровные ряды предложений, ведя диалог с невидимым собеседником. Над ним смеялись, называли подкаблучником, строчащим своей прекрасной Джульетте письмо за письмом каждую свободную минуту, напоминали о толком не работающей полевой почте, но Баки знал, что если оставить сложенный вчетверо лист под подушкой, то наутро обязательно обнаружит там другой, исписанный мелким аккуратным почерком.
И были сны, странные видения с ним и не с ним одновременно. Баки не узнавал время, людей вокруг, не узнавал самого себя, да и на утро толком то ничего не мог припомнить, лишь ощущение одиночества, тактильный голод и пронзительный крик, заглушающий слова и эмоции. Там, в снах, не было Стива, не чувствовалось присутствия Брока, будто бы он был совершенно один на этой планете, всеми забытый, привычный лишь стрелять по команде и не обращающий внимания ни на что другое, машина, безвольный механизм, старательно запрятавший в самую глубь себя остатки чувств, боль и ужас.
«Потому я и не хотел тебе такого будущего» — как-то слишком туманно отвечал на любые вопросы о снах Брок и замолкал надолго, хотя всё равно далеко не уходил, оставаясь ровно за плечом.
— Снова строчишь? — Миллер уселся рядом, задевая плечом и стараясь рассмотреть уже написанное.
— Зато мне есть кому писать, — отмахнулся Баки, свернул лист и убрал в нагрудный карман.
— Точно с нами не пойдёшь? — Миллер закурил, заставив Баки поморщиться, не мог он выносить запаха другого табака, только горький дым странных, незнакомых ему сигарет Брока. — Пойдём, танцы впервые за два месяца, медсестрички придут, а с тобой у нас больше шансов.
«С тобой у них никаких шансов, малыш, эти восторженные цыпочки все будут твои!» — мурлыкнул в его голове голос Брока, моментально воспламеняя кровь, выжигая из лёгких кислород, заставляя жадно втягивать воздух в тщетной попытке надышаться.
— Я лучше высплюсь, — улыбнулся Баки, молясь всем святым, чтобы сходящий с ума от желания организм потерпел хотя бы до палатки.
— Счастливица твоя Джульетта, — покачал головой Миллер. — Смотри руки не сдрочи, ты наш самый везучий снайпер.
Баки улыбался, кивал, что-то шутил в ответ на скабрёзности остальных сослуживцев, но уже ощущал под одеждой жадные прикосновения горячих пальцев, бесстыдно ласкающих, несмотря на пусть и не слишком внимательное окружение.
Стоило Баки оказаться в палатке, как рядом пахнуло жаром, опаляя, заставляя сладко, предвкушающе зажмуриться. Сильные руки дернули на себя, прижали, выбивая воздух вместе с жалобным просящим стоном.
— Ш-ш, малыш, я тоже соскучился, потерпи немного.
Но становилось только хуже. Тот самый холод из снов прорывался на волю, круша разум, словно тонкое ледяное препятствие, затапливал сознание отчаянным желанием касаться, греться чужим теплом, растапливая вечные льды на месте сердца — хотя Баки совершенно не понимал, откуда это всё бралось — подчинять и принадлежать самому, подставляя шею жарким поцелуям.
— Господи, Брок! — отчаянно шептал он, выпутываясь из одежды.
— Я немного из другой епархии, — сквозь стоны пытался шутить Брок, сдерживая себя из последних сил, хотя им обоим было не до разговоров. Слишком соскучились, истосковались по этой странной близости, за одну ночь ставшей настоящей зависимостью, практически религией друг для друга. Баки казалось, что он мог часами поклоняться члену Брока, как какому-то божеству, вылизывать его, забирая до горла, сжимать ладонями тяжёлые яйца. Да и сам Брок был идеально сработанным божеством, искусно вылепленным символом секса.
Баки казалось, он готов отсчитывать мгновения до следующей встречи, что его кровь, всё его существо стремились к Броку, лишь бы быть хотя бы рядом.
— Со Стивом у тебя так же? — Баки оперся на грудь Брока и спросил, прищурившись.
Все его тело будто бы пело, наполненное небывалой мощью. Баки казалось, что он сейчас в одиночку способен рвануть в тыл врага и уничтожить его с концами, стереть в порошок. Но так не хотелось подниматься, отрываться от Брока, а потому планы по завоеванию мира так и оставались каждый раз планами.
— Нет, малыш, — Брок растрепал его волосы. — Стив… он не для таких, как я.
— Не понял, — Баки приподнялся на локте. — То есть, как я уехал, вы разбрелись по углам и даже не обсудили ничего?
— Малыш, без тебя у нас не клеится.
Баки только глаза закатил. Нет, он прекрасно всё понимал и помнил, как и почему они оказались в одной постели. Понимал, что Стив, скорее всего, мог решить пожертвовать собой, своими чувствами, чтобы Баки было хорошо, но в его глазах было другое, там горел знакомый огонь. Он точно так же льнул к Броку, изучал его наощупь кончиками пальцев, губами, языком. Баки видел, как Стиву было хорошо и спокойно, видел восхищение художника, увидевшего что-то настолько идеальное, что дыхание отказывало, а руки сами тянулись к карандашу. А потому никак не мог понять, зачем все эти сложности.
— Идиоты! — резюмировал он, устроив голову на груди Брока.
Баки было тяжело представить себя без Брока, без Стива, без них обоих и кого-то одного. Тяжело не писать письма, не заглядывать с надеждой каждое утро под подушку в поисках ответа и маленького квадратика фотографии, почти каждый раз прикрепленного к письму. Тяжело не искать в толпе, на поле боя уверенно вышагивающего Брока. Совершенно невозможно выбрать кого-то одного из них. И в каждую новую встречу в темноте палатки Баки всё сильнее ощущал, что не сможет, не захочет выбирать. Да и как, если они оба неотделимы друг от друга?
Эти встречи были короткими передышками в нескончаемой агонии войны, не дававшими выгореть окончательно, насквозь пропитаться запахом гари, покрыться пеплом. Брок появлялся ровно в те моменты, когда становилось совсем невмоготу, забирал себе весь негатив, нерастраченную злость, отогревал, счищал все наносное одним прикосновением, выбивал дурь из головы.
Важен был даже не сам секс — горячий, крышесносный, от которого он бы не отказался ни за что на свете — а единение, возможность устроить голову на груди, слушая мерные удары сердца, понимать что живой, не снится, ощущать всю направленную на него любовь. Лежать и ни о чем не думать, радуясь шрамам под ладонью и тому, что Брок не прячет больше изрытого ожогами лица, не отворачивается, не тянет в горькой усмешке губы, не вздрагивает от любого прикосновения к «своему уродству».