Через полгода, приехав в город, Евдокия с трудом узнала в вытянувшемся нескладном заморыше своего сына. Большинство деревенских парней слишком быстро схватывают городские привычки, без разбору и почти с восторгом принимая их. Иначе случилось с Матвеем. Не очень строгий режим в училище показался ему казарменным. Но особенно трудно привыкал к сверстникам: в их новых повадках подавлял его грубоватый цинизм. Правда, мастера уже отметили его как очень старательного, ставили в пример остальным, но только мать угадала его великое желание вернуться в деревню: «Плохо тебе? Домой хочешь?» И они заговорили о том, как побыстрее забрать документы, во что переодеться Матвею и не купить ли дешевенький радиоприемник, о котором мечтали давно.
Мать и грустила, и радовалась. А Матвей, снова увидев заснеженные поля, голый притихший лес, столбы домов над избами, улыбался.
Остаток зимы он возился в промасленных внутренностях трактора и ждал весну. Радостной она была, первая трудовая.
Вскоре после возвращения Матвея в деревню произошло событие, которое могло изменить судьбу его самым неожиданным образом.
С вдовьего бугра уже стекли ручьи, но всюду еще были свежи следы распутицы и накопившегося за долгую зиму беспорядка. В огородах жгли прошлогоднюю ботву, и деревня с неделю курилась пахучим тяжелым дымом. Успел поморосить дождь — здесь он часто случается некстати, — но солнце набирало силу, прогревало, сушило, и где-то уже потянулась к нему первая зелень.
В один погожий вечер Матвей не узнал своего двора: кто-то старательно подмел вокруг землянки, подобрал втоптанные в грязь жерди. Даже вечный камень у калитки был перевернут так, что теперь на него было удобно присесть.
Посреди двора стоял человек. Одет он был во все добротное, но, казалось, случайное: в светлом пиджаке, полы которого щегольски схватывала единственная пуговица, в синих армейских брюках, в новых хромовых сапогах. Нездешний облик завершали фетровая шляпа с угловатым от времени изломом и пышные усы.
Нерешительно двинулся навстречу незнакомец. Блеклые глаза его смотрели пристально и тревожно.
— Здравствуй, Матвей… Не признаешь отца своего?
— Узнаю… — безотчетно промолвил парень.
Мигом позднее он подумал о том, что не мог знать своего отца. Но посмотрел на человека и уже не сомневался: он.
— И на том спасибо! — Анисим (так звали отца) подошел, обнял сына, поцеловал в лоб. Пытался улыбнуться, но отвернулся и поднес платок к глазам. — Не помнишь ты меня! Схожи мы с тобой — вот что…
Поодаль уже стояли соседки. Замерли от нестерпимого любопытства. Анисим, наверное, многое успел от них узнать: не расспрашивал, не тянул минуты сыновнего замешательства, а ласково предложил:
— Иди, помойся. Успеем еще поговорить.
Матвей прошел в избу. Мылся долго: появление отца его тяготило, и он ждал мать. Только она знает, как поступить с непрошеным гостем.
Анисим неспокойно расхаживал по двору, но делал вид, что интересуется незатейливым хозяйством и только что-то более важное не позволяет ему сейчас заняться делом. Давно послал за Евдокией соседку.
Но вот пришла и хозяйка. Лишь мельком взглянула на Анисима, зато внимательно осмотрела прибранный двор. Может быть, по дороге не раз успела представить и пережить эту встречу, и теперь только чистый двор удивил ее.
Заметила и перевернутый камень у калитки и будто решила, что дальше идти нет надобности: устало опустилась на него.
Гость подошел не спеша. Сказал осторожно, деловито:
— Здравствуй, Евдокия. — Не ожидая ответа, участливо спросил: — Притомилась?
— Не на гулянке была, — просто ответила она.
Анисим понял: не покажет на дверь под горячую руку. Сдержанно улыбнулся:
— Отдохни, посиди… Узнал меня сын-то!
— Не диво… — Она посмотрела в сторону соседок: — Ольга!
Та подбежала с готовностью.
— Чего тебе, подружка?
— Неможется что-то. Картошки поджарь, что ли… Какой ни на есть, а гость.
— И не говори!
— Верка вчера пенсию получила. Скажи, чтоб за поллитрой сбегала… А то и две: уж и вы будьте.
— Нам бы и ни к чему, — не совсем искренно возразила вдова.
— Иди.
— Гражданочка! — остановил соседку гость и отвел в сторону. В руках у него появились деньги. Ольга вопросительно посмотрела на Евдокию, но та махнула рукой.
— Бери, чего там. Такой гость не в тягость.
Анисим заметно повеселел. Когда появился Матвей, причесанный, в новой рубахе, сказал ему:
— Пойдем, сын, соображать ужин. Я там прихватил кое-что. Пусть мать отдыхает.