Племянник начал протирать очки.
— Мне иногда приходилось слушать это, но с более веской аргументацией.
— Таких паршивых племянников еще свет не видывал!
Васька обиженно промолчал. Старший Богаткин мрачно продолжал:
— Сам управляющий вызвал меня и сказал: «Симон, к тебе едет племянник, твой родной и ученый племянник. Поэтому получай три свободных дня». Потом мне сказал Мирон: «Симон, гуляй три дня, а там посмотрим»… Подожди, не разевай рот!.. Тогда я сказал своей жене, а твоей тетке: «Настя, к нам едет Васька. Умри, а племянника угости, как надо!» Так я сказал жене, из слова в слово!
— Действительно, черт знает что… — пробормотал сверху Васька.
— Если ты не хочешь есть мой хлеб, значит, у тебя сквалыжная душа. Настоящий ученый человек не будет лазить по столбам и позорить своего дядю!
— Совсем не в этом дело, — вяло возразил Васька и стал спускаться со столба.
Откуда-то появилась Галя, обвешанная изоляторами и монтерскими когтями.
— Шабашим. Пойдем гулять, — объявил ей жених.
— И не подумаю.
Васька озадаченно посмотрел на старшего родича и на этот раз решил угодить ему: отцепил от пояса тяжелую цепь.
— У меня разговор короткий!
— Так, Вася, так, — одобрил дядя.
— Ой, горюшко! И кого полюбила я на свою погибель! — запричитала девица и жалостливо попросила: — Васенька, отойдем на минутку…
Симон стал свидетелем короткой борьбы, в которой одно ухо племянника стало пунцовым. Плюнул с досады, но уже весело воскликнул:
— Такой язвы еще свет не видывал!
И совсем остался доволен, когда девица покорно сказала:
— Гулять так гулять.
Снова сидели за столом, на котором почетно, как символ неистощимости богаткинского гостеприимства, нетронутыми располагались банка морской капусты и бутылка с яркой наклейкой.
Подоспел и старший конюх. Но странно медлительным оказался хозяин. Словно забыл, зачем пригласил гостей: поговорил о погоде, о том, как стараниями жены Настасьи на огороде все растет на удивление хорошо. А упомянув супругу, стал расхваливать ее на все лады — какая она работящая, кроткая, покорная — и обращался при этом к Гале. Та старалась показать, что принимает все к сведению.
А Симон увлекся.
— Если хотите знать, супруге моей генерал Зайончковский лично передавал с фронта привет.
Тут и тетка Настасья, просияв от редких похвал мужа (пусть мотает на ус строптивая Васькина зазноба!), подтвердила:
— Все правда, передавал.
Может быть, Симон и не рассказал бы эту не особенно героическую историю, но видел, что гости теперь не отступятся от него.
— Были мы в обороне под Орлом. Летом — не зимой: траншеи в рост, у пулемета уладили место, как в горенке. Каждому имуществу своя ниша — для сидоров, котелков, дисков. Даже нужничек в сторонке оборудовали, а для опоры две трофейные винтовки приспособили. И огонек хранили на весь взвод — сутками тлел фитилек из немецкой плащ-палатки. С ним весело: то и дело солдаты приходили прикуривать. Новость какую-нибудь скажут или сбрешут для потехи, ну и — поблагодарят… Однажды ночью сменил меня Батрашкин у пулемета. Я присел, задумался. Тепло, тихо — пулеметный огонь не в счет. Слышу, кто-то подходит. Не обращаю внимания. Известное дело: свои, за огоньком. И вдруг: «О чем задумались, товарищ боец?» Голос какой-то особенный. Э, думаю, не из простых! Вскакиваю: генерал, командир дивизии! Ну и, как положено, отвечаю: «О Насте, товарищ генерал! Докладывает рядовой Богаткин». Комдив положил мне руку на плечо и говорит: «Хорошо, товарищ Богаткин. Отдыхайте». Сам пошел дальше. С ним было человек пять. Последним шел старшина нашей роты. Остановился около меня и таким противным голосом, но чтобы никто не слышал, передразнивает: «О На-асте… Лопух! «О победе» — должен отвечать. Смотри у меня!»… Перечить нашему старшине — все равно, что врагом себе быть… Под утро сменил я Батрашкина. Развиднелось. Смотрю: комдив возвращается. Не успел я доложить, а он: «Так о чем думаете, товарищ Богаткин?» И опять я ляпнул, о чем думал: «О Насте, товарищ генерал!» И вижу, как старшина мне тайком кулак показывает. Сразу поправился: «И о победе тоже, товарищ генерал». Комдив посмотрел на старшину, улыбается: «О Насте, так о Насте. Ведь и за нее фашистам мало не будет, товарищ Богаткин?» — «Так точно, говорю, мало не будет!» — «Напишите, говорит, ей большой привет от меня». В тот же день написал… Уважительный был генерал.
— Через мужа, стало быть, уважение, — разъяснил старший конюх. — Жена моя первая…