— Все в порядке!
Шоферы переглянулись. Один, постарше, покачал головой.
— Все ясно. Улыбается, как блаженный. — Холодно спросил: — Много выпил?
— Что вы, ребята… Авария небольшая была — это верно.
— И улыбается! — не веря, с раздражением сказал пожилой.
Пришлось Матвею выйти из машины и рассказать о том, как его одолевала дремота и он задел «Волгу». Даже показал следы на прицепе.
— Ну задремал, ну задел, — удивлялся шофер. — А отчего веселый такой?
— Человека одного подвез, — уклончиво ответил Матвей. — Разговорились…
— Подкалымил, что ли?
— А ну вас! — с досадой сказал он и полез в кабину. — Трогаем!
Он включил фары, и в этот момент молоденькая березка у обочины высыпала на асфальт бронзовые листья. Легкий вихрь тотчас подхватил их, закружил и поспешно увел от света. А ствол березки, почти обнаженный, белым сиянием разорвал и оставил позади себя тьму. В небе поблек холодный блеск звезд. Матвей тронул машину, и тень побежала по недавно вспаханному полю. А потом побежали вторая, третья тени — это двинулись задние машины.
Где-то далеко упрятанное солнце начало высвечивать край неба. Наступало утро.
И скоро, теперь уже наяву, на горизонте возник город.
ИСКАНДАР
1
Деревенскую родню Фарид Валеев угадывал по робкому стуку в дверь: кунашакские гости почему-то не доверяли звонку, Только дядя Шовкат нажмет кнопку и не отпустит, пока в дверях не покажется перепуганное лицо хозяина или хозяйки. А те, что робко стучали, были или незнакомыми, или полузабытыми и прежде, чем войти в квартиру, как пароль, объявляли о своем родстве:
— Это ты Валеев? Моя сестра за Абдуллой Валеевым, твоим двоюродным братом. Здравствуй! Старая Гульфия передает тебе привет.
В коридоре присматривали уголок, чтобы, не стеснив хозяина, сложить там свои мешки, да и сами готовы были обосноваться тут же, потому что без приглашения хозяина успевали мельком заглянуть в комнаты и, приняв к сведению их великолепное убранство, решали, что не стоит обременять дальнейшими заботами городского человека. Фариду битый час требовалось уговаривать, чтобы гости разделись и не развязывали бы мешки с недельным запасом провизии, а садились за хозяйский стол.
В эти встречи Валеев не становился своим человеком, хотя усердно доказывал, что городское благополучие достается инженеру-металлургу куда более беспокойной и знойной работой, чем посевные и уборочные авралы кунашакских механизаторов. Благодарные родичи уезжали, получив после настоятельных просьб вежливое обещание насчет ответного визита.
Инженер не верил в свои обещания, пока не купил автомобиль. И тогда предложенная путевка в дом отдыха представилась ему самым убогим вариантом из всех планов на отпускное лето и без колебаний была отвергнута.
Первое время общения с «Москвичом» было приятно, как медовый месяц. Холеные бока машины могли сравняться только с синью кунашакских озер, память о которых хранилась с далекого детства, а резвостью она не уступила бы пресловутому коню из сомнительных рассказов дяди Шовката. Дядя этот, чаще других и без особых причин наезжавший в город, утверждал, что до коллективизации имел собственного коня (табор цыган на коленях умолял продать скакуна), на котором от Кунашака до Челябинска мог доскакать хорошей рысью ровно за полтора часа… Можно подумать, что у него тогда были и собственные часы. Впрочем, это не самое удивительное, о чем мог рассказать бывалый дядя Шовкат.
Словом, инженер первые дни влюбленно крутился около машины, обхаживал и обкатывал ее более осторожно и внимательно, чем этого требовала инструкция. Каждый день выводил на короткие и восторженные прогулки. При этом благоразумно пристраивался к какому-нибудь самоходному устройству, предназначенному что-то поднимать или укатывать, для которого движение было тяжким наказанием. Охотно следовал за похоронными процессиями. Тогда легкая грусть и всепрощающий взгляд регулировщика на перекрестке настраивали его на философские размышления.
Но очень скоро почувствовал, что десятки неиспытанных лошадиных сил в моторе все больше тяготятся осторожностью хозяина. И вот уже с легкомыслием и самоуверенностью новичка стал он брать многочисленные барьеры в виде запрещающих знаков и светофоров.
Когда проколы в водительском талоне стали угрожающими, он, наконец, переехал городскую черту и на проселочных дорогах познал истинную свободу движения.
Тогда и вспомнил своих деревенских родичей.