Сергей Борисович отложил снимки в сторону.
— Поэтому, Николай Павлович, профессия разведчика и была во все времена у всех народов почетной, — негромко, но твердо сказал ои.
— Не могли бы вы в таком случае помочь мне немедленно улететь в Крым? — спросил Николай Павлович.
— Вас доставят туда специальным самолетом.
Дни, последовавшие за памятным совещанием, показались Виктору продолжением удивительной сказки. Необычайными были события, и люди вдруг стали богатырями. Конструкторы в белых халатах, чертежники, рабочие — они же сотворили чудо, соорудив ракету в такой небывало короткий срок!..
Море длинными грядами волн набегало на раскаленную белую гальку и снова откатывалось, убаюкивая размеренным рокотом. Теплый ветерок ласковыми порывами освежал лицо. Сухо шурша, покачивались веера пальм.
Ялтинский пляж, сверкая яркими красками, сонно и широко раскинулся на берегу.
Виктор и Мишутка, болтая ногами, лежали на горячих камнях. Рядом в шезлонге, укрыв лицо мохнатым полотенцем, дремала Лена.
Прошло уже пять дней с тех пор, как Виктора буквально вытолкнули в Ялту — отдыхать перед полетом. Сначала покой и тишина, которые царили здесь, показались ему невыносимыми.
Где-то там, далеко отсюда, подходила к концу сборка ракеты и космолета. Сейчас, именно сейчас первую ступень монтировали на стартовом устройстве. И монтаж проходил без него!
Виктор знал, что прошлой ночью была запущена автоматическая станция Дорошенко с телевизионной камерой. Но результаты были ему неизвестны.
Он ничего не знал, ни в чем не участвовал! Он отдыхал!
Это было обидно, как незаслуженное наказание. Но он смирился.
Мишутке наскучило лежать, и он побрел искать развлечений.
Виктор приподнялся на локтях, разыскивая его среди отдыхающих. Мишутка невдалеке что-то сооружал из плоских, как плитки, галек. За его головенкой Виктор увидел большую, сутулую фигуру человека в таком нелепом здесь плаще, в шляпе, надвинутой на глаза, с тяжелой палкой в руках.
И вдруг расслышал:
— Кленов! Виктор Петрович!
У румяной после сна Лены округлились глаза.
— Папа!.. — звонко крикнула она и, вскочив на ноги, стремительно понеслась вдоль берега.
Виктор тоже узнал Николая Павловича. Схватив Мишутку за руку, он поспешил за Леной.
Она, обняв отца, то прижималась лицом к его груди, то заглядывала ему в глаза, улыбалась и торопливо спрашивала:
— Папка, милый… К нам?.. К Виктору?..
А он, целуя и лаская ее, все просил:
— Ну, успокойся… Успокойся… Конечно, к вам… Успокойся.
Виктор остановился в двух шагах от них. Мишутка молчал, сосредоточенно рассматривая мать и деда.
Николай Павлович крепко пожал Виктору руку и потянулся к Мишутке:
— Внучок!..
Но Мишутка, не теряя достоинства, все же быстро спрятался за Виктора. Сегодня он видел деда впервые.
— Что случилось, папа? — тревожно спросила Лена.
— Ничего, дочка, ничего, — торопливо ответил Николай Павлович, огорченно взглянув на Мишутку. — Ты извини, я очень тороплюсь, а разговор у нас будет не… не совсем… для женщин… Ты не сердись, пожалуйста. Мы сможем где-нибудь поговорить, Виктор? — спросил он, недовольно взглянув на толпу отдыхающих.
Виктор поспешил отвести его на тенистую терраску, совершенно безлюдную сейчас.
Он заметил, что Николай Павлович очень встревожен.
Николай Павлович бросил шляпу и плащ на перила, сел в плетеное кресло:
— Сегодня ночью автоматическая станция стартовала…
Он подробно стал описывать Виктору все, что произошло
ночью. Потом передохнул, как будто собираясь с силами, и громко закончил:
— Спутник исчез! Растворился. Растаял!..
— Это корабль! Космический корабль! — воскликнул Виктор.
Николай Павлович сердито взглянул на него.
— Для ответа на этот вопрос тебя, кажется, и посылают туда! — Его нахмуренные брови неожиданно разошлись, взгляд потеплел, лицо стало мягким, просящим. — Я поспешил к тебе. Сборка основной ракеты заканчивается. — Он опустил голову и тихо сказал: — Подумай еще раз, Витя… Сергей Борисович просил предупредить тебя обо всем…
Виктор отвернулся и решительно ответил:
— Я буду настаивать на немедленном старте. Именно теперь этот полет стал необходим, как никогда!
Николай Павлович вздохнул и поднял голову.
— Хорошо… — с трудом сказал он. — Мне кажется, Лену и Мишутку надо отправить к нам, в Москву. Вам все равно в эти последние дни, очевидно, не удастся быть вместе. Все же они будут не одни.
— Вы правы… — согласился Виктор.
— А теперь позови, пожалуйста, Лену. Мы немедленно вылетим.
Виктор сошел с терраски и в недоумении огляделся вокруг.
Солнечными дрожащими пятнами сверкало море. Загорелые волейболисты гонялись за мячом. Веселой струйкой лился фонтанчик пресной воды. Стройная девушка покупала мороженое.
На этом горячем солнечном пляже трудно было представить себе, что на свете есть что-то непонятное, мрачное и опасное. И сразу все, чем угрожал космос и его будущий полет, показалось Виктору совершенно невозможным, нереальным. Он даже испугался этого чувства. Подбежала встревоженная Лена:
— Вик, милый, что?..
Он засмеялся и, обняв ее, увлек от терраски.
— Все будет хорошо, Ленточка! Поговори с отцом. Я тоже полечу с вами. Но только… Когда поговоришь с ним, приходите на берег. Мы заплывем с тобой далеко-далеко и будем целый час качаться на волнах в открытом море. Вдвоем!.. А потом уже — на самолет! Хорошо?
Она молча кивнула, не спуская с него тревожного взгляда.
Зеленое свечение
Напряженный голос в наушниках сказал:
— До старта осталось тридцать секунд!
Виктор поправил руками гермошлем и удобнее расположился на сиденье. Он даже не волновался. Только внутри все ныло от тягостного ожидания. Автоматы без его участия выведут космолет на орбиту. Он будет пока лишь пассажиром.
— Двадцать секунд!..
Он сам видел это по вздрагивающей, непреклонно движущейся стрелке. Но связь с людьми, которые остались за стенками ракеты, сейчас ободряла, не оставляя места чувству одиночества.
— Десять секунд!..
Стрелка перескакивает последние деления:
— Пять секунд!.. Счастливо возвратиться! Старт!!!
Дикое, невероятно громкое шипение пороховых двигателей оглушило его. Сиденье ударило сзади, пытаясь сбросить вперед, но не бросало, а все сильнее прижимало, давило… Кисти рук налились кровью, стали тяжелыми, в шейных позвонках появилась ноющая боль, хотелось удобнее положить голову, но он знал, что двигаться сейчас нельзя. Боль в позвоночнике еще усилилась, но страха не было. Чувств вообще не было. Осталась только невероятная давящая тяжесть и шипение выбрасываемых струй, оглушающее, пронизывающее все тело… Все это он испытал уже не раз… И несколько лет назад, проходя специальную подготовку для космонавтов… И недавно — снова… Тренажеры… Центрифуги… Вибростенды… Но нагрузка на этот раз была больше. Неожиданно он уловил, что мучительное шипение перешло в свист. Это включилась первая ступень. Потом свист сменился тяжелым грохотом основных ракетных двигателей. Начала работать вторая ступень. Она работала долго, томительно долго… Потом все дрогнуло, и грохот скачком переместился еще ближе, навис над головой… Работала третья ступень. Она грохотала, давила, и не было сил взглянуть на хронометр.
И вдруг — ничего… Совсем ничего: ни тяжести, ни мучительного ожидания. Он только почувствовал, что падает. В глубокой мертвой тишине и он, и кресло, и космолет падали вниз, стремительно неслись в пропасть. Он хорошо знал это ощущение по затяжным прыжкам с парашютом… Внизу тысячи километров пустоты! И он проваливался в нее. Дыхание перехватило, но он сразу понял: космолет вышел на орбиту! Начался свободный полет, лишенный тяжести. Это было падение, но падение по рассчитанной орбите, падение вокруг Земли!
И дыхание и сердце все еще работали учащенно, рывками, но Виктор упрямо твердил себе: «Не падаю, а лечу, лечу, лечу!..» Понемногу он успокоился и взглянул в иллюминатор. По черному стеклу медленно ползли россыпи звезд, все с одинаковой скоростью, в одном направлении. Они не мерцали. Такими они бывают лишь в Сибири в очень морозную ночь. Виктор подумал о мертвом холоде, от которого его отделяла лишь тонкая стенка. Его охватило чувство одиночества.