— Чем она увлекается? Оливия не поняла:
— Чем увлекается?..
— Ну, любит ли она спорт? Зимний спорт? Лыжи, коньки, что-нибудь в этом роде? Девушка задумалась.
— Нет, — медленно проговорила она. — В детстве, во всяком случае, не любила.
— А как насчет искусства? — Он потянулся к софе и взял в руки брошюру со скрипкой на обложке. — Это о музыкальном фестивале в Аспине. Может она интересоваться такими вещами?
— Риа? — Оливия усмехнулась. — Сомневаюсь.
— Но она работает в галерее?..
— Ну, сейчас модно… — Тут девушка осеклась. В глубине души она знала, что это правда. Риа гналась за модой. Но Оливии и самой-то трудно было смириться с этой мыслью, а делиться ей с посторонними и подавно не было нужды. — То есть она… она училась на каких-то искусствоведческих курсах в колледже.
Лицо Эдварда ничего не выражало.
— А вы? Не по той же причине вы увлеклись отделкой интерьеров? Потому что модно? Ее глаза гневно сверкнули:
— Вовсе не модно.
— Неужели? — Он схватил оставшиеся бумаги, подошел к столу в дальнем конце комнаты и сунул их в открытый ящик. — Покупательницы, которые ходят в «Мечту Оливии», вряд ли заглянут в заштатный магазинчик.
— То же можно сказать о покупателях, которые ходят к Эдварду Арчеру. Что вы там продаете, Эдвард? Акции и облигации? Потому что это модно в вашем кругу?
Он поднял брови.
— Я арбитр, — резко ответил он. — Причем чертовски хороший арбитр. Я не торговец… — Тут он широко улыбнулся, и его лицо помягчело. Эдвард взглянул на нее, и в воздухе повисла долгая пауза.
Оливия вскинула глаза и, к своему облегчению, не увидала у него на лице издевательской усмешки. Наоборот, он смотрел на нее так проникновенно, что у Оливии перехватило дыхание. Она отвернулась.
— Ну все? — пробормотала она. — На сегодня кончилась игра в вопросы и ответы?
— Похоже, что да, — сказал он. — Уже поздно. Я здорово загонял вас за сегодня.
— В таком случае, — произнесла она, вставая, — не позвоните ли вы вниз, чтобы мне вызвали такси? И если вам что-нибудь придет в голову насчет Риа…
— К черту Риа! — в голосе Арчера прозвучала такая злость, что Оливия онемела от удивления. Она в недоумении смотрела на него.
— В каком смысле?
— В прямом, — глаза Эдварда горели от ярости. — Я больше не могу слышать ее имя, больше не могу думать об этом подонке Райте и его грязных делишках, не могу…
Он сжал губы и вытер рукой лоб.
— Вы правы, — сказал он после короткой паузы, — этот день действительно был слишком длинным.
Оливия кивнула:
— Поэтому мне пора ухо…
— Что нам сейчас нужно, так это выпить. Выпить. В ту ночь в этой же самой комнате он тоже предложил ей выпить, а потом обнял и поцеловал так, что у нее закружилась голова…
— Оливия? Что вам налить?
— Ничего, — поспешно ответила она. — Меня развезет, если я позволю себе что-нибудь крепче, чем чашечка кофе, и…
— Кофе — это звучит сильно. — Эдвард чуть заметно улыбнулся. — Мало того, звучит угрожающе, если учесть, что моего мажордома нет поблизости.
Оливия удивленно подняла брови.
— Вы намекаете, что не пьете кофе, если рядом нет дворецкого, который бы его сварил?
— Пью, но только быстрорастворимый, — ответил он, скорчив смешную гримасу; но его улыбка сменилась кривой усмешкой. — Не смотрите на меня так.
— Не могу поверить. И это в конце двадцатого века! Вам что, никто не говорил, что теперь мужчины имеют на кухне равные права с женщинами?
— Ну, я могу кое-как приготовить яичницу. И зажарить ножку в духовке. Я даже знаю, как надо правильно обрывать листья салата, вместо того, чтобы резать их. — Эдвард улыбнулся. — Но приготовить напиток, достойный названия «кофе», выше моих сил.
Вот в этом-то и дело. Соседский мальчишка оказался врагом, он всегда им был, и теперь он стал вдвое опаснее, когда превратился во взрослого мужчину, красивого и сильного.
— В последний раз я самостоятельно варил кофе еще в колледже, — непринужденно рассказывал он. — Парень, с которым я жил, заставлял меня снимать туфли, чтобы убедиться, что мои носки на мне и я не прикрываю ими кофейник.
Оливия скривила рот:
— Это и в самом деле довольно трагичная история.
Эдвард кивнул:
— Конечно. Особенно когда знаешь, что у тебя в кухне есть отличный «Чемекс» и свежие кофейные зерна.
Она пристально смотрела на него. Ну, что может случиться от чашечки кофе? Кроме того, он был прав. Выпить кофе было бы в самый раз, чтобы освободиться от паутины тяжелых мыслей, окутавших мозг.
— Зерна любых сортов, — добавил он с надеждой.
— Может быть, у вас и кофемолка есть?
Эдвард улыбнулся:
— Электрическая или ручная? Выбор за вами. На этот раз она позволила себе слегка улыбнуться в ответ.
— То есть за вами. Вы мелете, я варю. Пойдет? Он протянул ей руку. Она поколебалась вначале, но потом пожала ее.
— Пойдет. (В конце концов, рукопожатие — это всего лишь рукопожатие.) Но почему ее пальцы задрожали так, будто ее пронзило током высокого напряжения?
Как она и думала, кухня оказалась довольно милой и хорошо оборудованной, и Эдвард не лукавил, когда говорил, что у него есть все сорта кофе. Половина полки в холодильнике была забита пакетиками из фольги, на которых красовались названия разных экзотических стран.
— Бразилия, — шептала Оливия, — Кения, Колумбия, Ява…
— Вы когда-нибудь пробовали гавайский кофе? — спросил Эдвард. Она отрицательно покачала головой, и он потянулся за пачкой, слегка коснувшись ее бедром. Она снова вся затрепетала, даже сильнее, чем в прошлый раз. Наверное, она чем-то выдала себя, — то ли дыханием, то ли легкой дрожью, потому что он обернулся и пристально посмотрел на нее.