Титова задумчиво посмотрела на нее.
— Думаю, что мы сработаемся, Элеонора, — сказала она. — Конечно, вы воспитывались в других условиях, и вам будет тяжело привыкать ко мне и к нашим порядкам. Но усвойте одну вещь: люди могут быть не такими, как вы, думать и действовать иначе, чем вы, и к этому надо относиться спокойно. Вы такая, они другие, и не надо сравнивать, кто лучше.
— Минутку, — перебил Воинов. — Я ничего не понимаю. Она будет работать здесь?
Кажется, в этом обществе считалось вполне допустимым называть присутствующего в третьем лице!..
— Да, Костя, я хочу сделать из своей племянницы такую же образцовую операционную сестру, как и Александра Ивановна.
— Это будет нелегко, — сказал Воинов и поцеловал Титовой руку. — К тому же ваша племянница совсем ребенок. Подумайте, на что вы ее обрекаете!
— Скажите, пожалуйста, — засмеялся Петр Иванович. — Лучше вспомни, сколько тебе было лет, когда ты ко мне прибился. Даже меньше, чем ей сейчас.
— Но я не был невинной девушкой! — горячо возразил Воинов.
— Это уж точно, — вставила Титова.
Элеонора окончательно почувствовала себя не в своей тарелке. Ее обсуждали без всякого стеснения!
— Слишком тяжелая работа для девушки, — упорствовал Воинов.
— Хватит, пожалуйста, — вдруг заявила Элеонора. — Вам, Константин Георгиевич, не пристало принимать участие в моей судьбе. Мы ведь с вами всего десять минут как представлены друг другу.
— Вот видишь, Элеоноре Сергеевне палец в рот не клади, — с гордостью сказал Петр Иванович. — Моя племянница умна и сама разберется, что к чему.
Для Элеоноры началась трудовая жизнь. Теперь девушка была занята целыми днями. Утром приходила в госпиталь, освобождалась в пять часов вечера, а к шести спешила на курсы Красного Креста. Занятия на курсах заканчивались в девять, ее встречал дворецкий Архангельских Афанасий Алексеевич и сопровождал домой. Элеонора пила чай, умывалась, ложилась в постель и читала какую-нибудь медицинскую книгу, пока у нее не закрывались глаза. Спала она очень крепко.
В этой новой жизни многое было непонятно девушке и даже шокировало ее. Но все же она показала себя способной ученицей, и Титова была ею довольна.
Первые два дня операционная сестра ничего не объясняла девушке, дав ей время привыкнуть к виду крови и человеческих внутренностей.
Когда Элеонора впервые увидела, как с помощью серебристого скальпеля врач разрезает кожу на шее несчастного пациента, ее сильно затошнило. Но она сумела взять себя в руки и не упасть в обморок. Особенно неприятным показалось ей зрелище ушивания раны, когда врач брал кривые иглы на специальном инструменте и нитками зашивал человеческую кожу — так, как латают сапог.
— Молодец, — похвалила Титова побледневшую после операции девушку. — Теперь помоги мне вымыть и разложить инструменты. Тебе повезло, ты начинаешь работать, когда уже повсюду внедрено обезболивание. А представь, раньше наживую резали, вот это был ад!
От изобилия впечатлений Элеонора даже не обратила внимания, что Александра Ивановна говорит ей «ты».
Потихоньку она втягивалась в работу. Благодаря теоретическим занятиям на курсах Элеонора уже начинала понимать процессы, происходящие в человеческом организме, узнавала о разных болезнях и методах их лечения. На курсах преподавались только азы фундаментальных дисциплин, но девушке помогало отличное образование, полученное в Смольном институте. Титова учила ее, как правильно стерилизовать инструменты и операционное белье, как проводить операцию в «асептических условиях». Новые слова завораживали Элеонору, и она быстро их запоминала.
Она легко привыкла к сводчатым потолкам, большим помещениям и гулким коридорам — интерьеры клинического института напоминали ей Смольный. Девушке нравились большие, залитые светом операционные, где, стоя у окна, было трудно разглядеть лицо вошедшего, так оно оказывалось далеко. Воспитанная в условиях жесткой дисциплины, она строго соблюдала правила асептики и ревниво следила, чтобы их соблюдали другие.
— Я довольна тобой, — сказала Титова через две недели. — Пора тебе поработать самостоятельно на несложных операциях.
Такой случай вскоре представился.
Был конец дня, достаточно тяжелого. Петр Иванович делал резекцию желудка, Воинов ассистировал, Титова подавала инструменты. Элеонора стояла рядом, наблюдая за их действиями. За всю долгую операцию не было произнесено ни одного слова, не случилось ни одной ненужной паузы. Казалось, работает один человек, у которого вместо двух — шесть рук, настолько слаженными были движения хирурга, ассистента и сестры. Наверное, на этот раз все трое специально вносили в работу элемент театральности — кроме Элеоноры за операцией наблюдала еще группа студентов. А она, уже привыкшая к виду крови и кое-что узнавшая о хирургии, впервые смогла оценить красоту хирургической работы и поняла, что значит мастерство.