Случилось так, что как раз в это время в нашу деревню прибыл шейх Масауд, глава дервишей. Была устроена церемония зикра. Я долго наблюдал, как людская толпа в ночном мраке призывала аллаха. И я подумал тогда: если этот человек умеет облегчать человеческие страдания, я буду первым его последователем. После полудня я пошел к нему и рассказал всю свою историю. Он произнес свои затверженные слова, а я, глупец, вышел счастливым. Но едва зашло солнце, как мой поступок предстал в совершенно ином свете, я понял, что совершил глупость… Через несколько дней я уехал в столицу.
С того дня я не переставал размышлять о пережитом, о любви, которая жила во мне. Я наконец избавился от колебаний и пришел к твердому решению: я покидаю братьев и семью, хотя разлука эта принесет мне страдания. Вот почему, отец, я написал это письмо; надеюсь, что оно хоть немного утешит тебя… Я же, истерзанный и измученный, спешу навстречу неизвестному.
Одному аллаху ведомо, в каком состоянии я приехал в столицу. В первый же день я попытался найти дело, которое отвлекло бы меня. Но с наступлением ночи воспоминания вновь отыскали дорогу к моей душе. Передо мной бесконечной вереницей потянулись события прошлого. Ах, какие муки суждено мне было испытать! Всякий поймет, как тяжко человеку, особенно молодому, пережить крушение всех надежд. Душа несчастного изнемогает от непосильных страданий. Однако если эта пытка не сломит юношу, то, может, напротив, закалить его волю, ум, способность рассуждать здраво. Мне захотелось постигнуть причину моих неудач.
Первое, о чем я спросил себя: почему я полюбил двоюродную сестру? Я знал ее с детства, мы росли вместе. Потом расстались, когда она должна была надеть чадру. После этого мы не встречались ни разу. Отчего же во мне вспыхнуло чувство к ней? Из‑за воспоминаний детства? Ведь они так сладки! Или оттого, что я наделил ее неземной красотой и вообразил спутницей всей моей жизни? А может быть, из‑за тетушек, которые, когда я был маленьким, называли меня ее женихом?
Однако надо сознаться, что в то же время я замечал, что стоило нам расстаться, как я сразу же забывал о ней. Сейчас я не «поручусь, что вообще любил ее. Может, тому виной фантазия? Да и сама любовь, по сути своей, не есть ли самая настоящая фантазия? Таково было мое чувство к двоюродной сестре. Можно ли его назвать любовью? Не уверен. А если это настоящая любовь, то почему сегодня я так спокоен? Дело, наверно, в другом: сама природа властно влекла меня к женщине, с которой я мог бы увековечить свой род. Такой женщиной мне казалась тогда моя двоюродная сестра.
Мысли теснились в моей голове, но я не мог ответить на вопрос: почему же я полюбил? Тогда я пожелал разобраться в чувстве к прекрасной феллашке, захватившей мое воображение. Почему я бежал туда, где находилась она, наслаждался ее взглядом, голосом, ходил за ней следом? Если б только я мог разобраться, подлинная ли эта любовь, или тоже лишь зов природы, выражение стремлений будущего поколения появиться на свет божий! Если бы я любил, я не забыл бы о ней даже после приезда двоюродной сестры. Если же меня к ней влекли только силы природы, то почему же я никогда не хотел обладать ею? Я и сегодня не стремлюсь к этому, мне просто хотелось говорить с ней, сидя в укромном уголке, целовать ее, слышать ее милую речь, ласковые слова…
Я никак не мог понять своего истинного отношения к этой девушке. Много часов провел я, погруженный в печальные размышления. И вдруг меня осенило.
Да, целью моей было поговорить с этой поденщицей, побыть с ней наедине, целовать ее. Однако зачем? Чего я втайне ждал? Разве я не надеялся на большее? Я все‑таки попался бы в сети природы, которая обманом и хитростью привела бы меня к продолжению рода. Да, это так. Девушка была прекрасно сложена, красива, сильна. Oт нее исходил аромат юности. Наш сын унаследовал бы лучшие черты своих родителей. И таким образом совершилось бы движение вверх по лестнице эволюции.
Тут меня охватила дрожь. Я почувствовал, что все мое существо протестует, требуя от разума не переходить определенную грань. Хватит с нас этой философии, которую преподносят нам французы и англичане! Давайте держаться того, что нам завещано отцами, чтобы идти вперед спокойным, размеренным шагом. Я не хочу нарушать законы и обычаи предков, следовать зову страсти и руководствоваться в жизни философскими учениями европейцев. Обычаи наших отцов освящены временем, а новые идеи едва вышли из колыбели разума.