– Это – золотая жила, – убежденно произнес Волк. Он едва дождался возвращения Козыря из Нижнего Новгорода. Волку не терпелось доложить, что на днях в Москве, в ресторане «Прага», Волк носом к носу столкнулся с одним из знакомых по первой ходке. Сухроб Курбонов – в те годы простой счетовод из Куляба – вошел в «Прагу» в сопровождении молодого человека, чем-то на Сухроба похожего, и двух шикарных телок фотомодельного вида. На плечи бывшего счетовода был небрежно накинут плащ – явно очень дорогой, руки в перстнях перебирали четки. Все это великолепие охраняли четверо строгих таджиков.
Сам Волк – человек, к слову, наглый и без всяких комплексов – к Сухробу подойти не решился, быстро просек, что теперь они на разных уровнях. Впрочем, и в лагере «простой счетовод» был на особом положении и срок до конца не отбыл – говорили, что его выкупили родственники за пятьдесят тысяч рублей. А «Жигули» в ту пору стоили шесть тысяч.
Сухроб сам узнал Волка и даже как будто обрадовался. Подошел, обнял, назвал братом… умилился, вспоминая молодость и зону в степи на границе с Киргизией.
В тот день загуляли крепко. Но даже во время загула Сухроб решал какие-то вопросы. Молодой человек, оказавшийся младшим братом Сухроба, тоже назначал какие-то встречи, говорил по телефону. Его звали Ниез.
– Деловые люди? – спросил Волк у окосевшей от кокаина фотомодельки. Оба брата одновременно говорили по телефонам.
– Ага… героином торгуют.
Волк даже протрезвел от таких слов… Героин! Героин из Таджикистана! Напрямую! Без посредников! Это же черт знает какие бабки.
Волк выбрал момент и закинул удочку Сухробу. Сухроб сверкнул трезвыми глазами и ничего в тот раз не ответил. Но на другой день младший Курбонов между делом произнес пару фраз… Нет, не так. Он произнес целый монолог о том, что весной далеко-далеко в горах дехкане роняют в почву маковое семя. А благословенное светило обливает землю животворящим теплом. И тянутся к солнцу нежные зеленые стебельки. Тянутся все выше, выше, крепнут под ласковым ветерком. И – взрываются красным цветом маки. Яростен маковый взрыв… но недолог. Неделя – и вот уже бессильно болтаются круглые головки мака. Вот тогда дехкане начинают по капле, по две собирать сок. Тысячи, десятки, сотни тысяч дехкан подставляют свои спины палящему солнцу. Они бредут по террасам, по горным склонам, они собирают великую, взращенную солнцем и ветром силу терьяка. И в Афганистане, за Пянджем, несущим горные воды, дехкане тоже сеют мак, уважаемый Роман…
Половины этого цветистого монолога, произнесенного скромным и утонченным Ниезом, Волк не понял. Но понял другое: героина – завались. Золотая жила!
– Это – золотая жила, – произнес Волк. Еврей покивал головой, начал расспрашивать об оптовых ценах, но Волк и сам еще ничего толком не знал. А Танцор сказал:
– Рынок наркоты реально уже распилен. В него вклиниться трудно. Понадобится расчищать территорию.
Танцор сильно недолюбливал Волка и злился, что это Волк, а не он, Танцор, нашел «золотую жилу». Тем более, что Волк дал понять: таджики будут работать только с Волком… если вообще будут. Они – ребята осторожные.
– Ладно, – подвел итог разговора Козырь. – Ты, Волк, держишь эту тему… когда твой чурка прилетает?
– Через неделю. Но, конечно, не лично – присылает Ниеза.
– Встречай. Работай. Покажем, что мы здесь не лыком шиты. Если дело выгорит, то – действительно – золотая жила. А территорию расчистим.
Ниез Курбонов прилетел в сопровождении телохранителей с мудреными именами: Махмадали и Баходир. Волк сразу назвал их Миша и Боря. Таджики белозубо улыбались. Визит Ниеза продлился три дня и внешне свелся к кутежам, но было совершенно очевидно, что Ниез присматривается. Изучает Волка, пытается определить его вес, его уровень, его связи. В лагере Волк был обычным гладиатором, ходил под человеком из «дангаринского клана». Русскому трудно понять отношения между кланами, а для таджика это очень важно… Ниез, получивший блестящее европейское образование, умный и наблюдательный, был прислан старшим братом на предварительную разведку. Волк, простой, как «ТТ», был Ниезу виден насквозь… Но нужно было убедиться, что Волк еще и надежен, как тот самый «ТТ». Что за Волком стоят серьезные люди, а не какая-то шушера.
Спустя три дня Ниез улетел. Конкретно ничего так и не было сказано… Прозвучали какие-то неопределенные формальные заявления о дружбе, вот и все. На Востоке всегда говорят о дружбе, даже когда держат в рукаве халата нож. Ниез улетел, но сказал, что через месячишко вернется. Волк сиял, как нобелевский лауреат.
Василий Тимофеевич Шувалов вышел из Успенского собора. Он не был религиозен, да и окрестился-то только в восьмидесятых годах… Он вышел из собора, медленно пошел прочь. Он еще ощущал невероятную, наполненную нечеловеческой мощью энергетику громадного собора, его загадочную, витающую в высоте купола силу… Спаси нас, Господи!
Последнее время Граф несколько раз наведывался во Владимир – он собирался нанести визит барыге. Барыга был в прошлом комсомольским работником, поднялся на приватизации, а последние годы специализировался на экспорте девушек в заморские бордели.
Граф готовил визит к комсомольцу-сутенеру. Он изучил распорядок дня не только барыги, но и его соседей по подъезду. Он познакомился с замками – вполне, кстати, приличные замочки. Два из них – швейцарского производства, не всякому по зубам. На Западе фирма-производитель сделала им очень хорошую рекламу, да и у нас дилеры фирмы преподносят их как «невскрываемые». Стоили они весьма немало и для большинства российских граждан были недоступны… и ни к чему: для многих стоимость качественной двери с парой таких замков была вполне сопоставима со стоимостью «ценностей» в доме.
А замочки эти Граф уже вскрывал в Петербурге и в Петрозаводске. «Невскрываемые» сдавались без большого напряга – был бы инструмент качественный. И «умные» руки. И то, и другое у Графа было, поэтому он совершенно не опасался «швейцарцев». А вот третий замок вызывал у Шувалова искреннее уважение – это был механизм индивидуального изготовления. Граф даже знал человека, который строит такие замки на «Красном Сормове». Сормовский специалист сам был когда-то квартирным вором, но в восьмидесятых влюбился, завязал и… стал делать замки. Столкнувшись впервые с его изделием, Граф спасовал и даже послал ему поздравительную открытку… Но через полгода он взял этот замок! Сормовский спец понял, кто сумел победить механизм, и, в свою очередь, послал открытку Графу… следующий механизм, пообещал он, будет хитрее. Граф не был уверен, что когда-нибудь еще столкнется с конструкцией бывшего коллеги, – ан вот, столкнулся. Он, однако, с замочком познакомился поближе… поколдовал с ним раз, другой – безуспешно… а на третий раз понял, как можно вскрыть сормовское чудо, заказал в Сестрорецке «хитрую» отмычку.
Значительно хуже обстояло дело с сигнализацией. Здесь Граф был не силен, а толковый электронщик, которого он привлекал в помощь, «отдыхал» нынче в зоне под Горно-Алтайском. А без спеца по сигнализациям к барыге можно и не соваться… Наводчик, который Графа на барыгу вывел, сказал:
– А чего заморачиваться, Граф? Прихватить барыгу за вымя, когда будет домой возвращаться. Ствол к башке приставить и…
– Я не налетчик, – ответил Граф. И стал искать подходящего помощника… Графу было немножко грустно: он предполагал, что, возможно, это его последнее серьезное дело. У Василия Тимофеевича уже изрядно барахлило сердце… он был едва ли не «последний из могикан». Уйдет он, уйдут еще несколько стариков. И останутся не признающие никаких законов уроды. Их интересы, как правило, не простираются дальше водки, анаши и баб. Работать красиво они не умеют, а учиться не хотят. Зачем? Взять хитрый замок – сложно, а ударить человека кастетом по голове – большого ума не надо… Графу было грустно.