Крыть было нечем. Метод профа был оптимален: крепче и дешевле водки, да еще и целебно – нервы на три часа успокаивает.
Задумчивую тишину нарушил голос:
– А у нас у школы боярышник рос. Мы его собирали, а еще вокруг по забору ходили. Так не ели – швырялись. Там невкусный был.
Но эту беседу никто не поддержал – неинтересно.
11
Ощущение
Про суд опять сообщили после отбоя: с продола выкрикнули его фамилию и «Суд завтра!» – спать сразу расхотелось. Заснулось поздно, а проснулось рано: с полпятого он уже бродил по хате, в полутьме мылся-брился. А вдруг заберут до завтрака? Говорят, иногда так бывает. Собрал все вещи, скрутил матрац – с вещами каждый раз выходишь, как будто навсегда. Забрали его после завтрака, когда он уже в сотый раз рассказал всем подробности своего немудреного дела. Дальше его ждало путешествие: отстойники, стаканы, автозак; немного суда, много ожидания, очень мало курева и очень много шмонов. Вещи он сдал на склад еще до автозака – в СИЗО предстояло вернуться даже в маловероятном случае освобождения.
Не было его часов двенадцать. Из них суд занял полчаса.
– Сколько? – хором спросили его при встрече.
– Да отложили на неделю! – И махнул рукой.
– А сколько прокуроры запросили?
– Да там все новые, кроме меня, – и судья, и прокурор. Посидели, почитали, что было почти год назад. Задали два вопроса и разошлись – терпила не пришел! – И он емко высказал, что думает про этого терпилу в целом и его поведение в частности.
– Так ты, получается, зря съездил?
– Получается, зря.
– А говорил, что ты старый, что обострение, что болеешь и тяжело в СИЗО, чтобы посудили?
– Ну… Говорил, но им-то что?
– И что, судья не захотела? Зачем терпила? Отпустила бы – ты уже все свое отсидел!
– Ну я говорил, а она что-то молчала.
Все занялись своими делами – все было ясно.
– Но знаете что? – он нарушил тишину через минуту. – У меня по вопросам судьи есть четкое ощущение, что она – за меня! Если б не терпила…
Через некоторое время он повторил уверенно:
– Да, хорошо, хоть судья на моей стороне…
12
Это мы
По распорядку дня в камере было положено убирать утром и вечером, но везде, кроме карцера, хватало одного раза.
«Кешера на нары!» – и вперед до проверки. Щеткой и совком, губкой и тряпкой. Без дураков.
Но зачем убираться каждый день в пространстве, где свободен лишь небольшой кусочек пола и где каждый очень внимательно следит за тем, чтобы свой личный мусор не оставлять? Даже один волосок может стать поводом для крупной ссоры, поэтому в порядочных камерах нерях нет. А уборки по-настоящему, каждый день – есть.
Движения щетки (с веником не всем везет – редкость) короткие и артистичные. Щетка пристукивает по полу при каждом взмахе: чтобы пыль стряхивалась. Немного похоже на чечетку. Тряпку приходится мыть несколько раз – до тех пор, пока она не перестанет пачкать воду.
Сегодня было его дежурство, и по этому поводу он презентовал купленные на последней отоварке инструменты: савок (так и написано), тряпку для пола. Средство для сантехники, порошок стиральный (добавить щепотку при мытье пола для свежести) и губки. Все это богатство здесь удалось купить – редкая удача!
Через десять минут после начала уборки он с удивлением смотрел на маленькую черную гряду из мусора. Новый «савок» пришлось наполнять дважды. А вчера была точно такая же куча. Отчаявшись понять, кто таскает мусор в камеру, он решил спросить:
– Убирали же! Откуда это все?
– Да ты посмотри: пыль с одеял, с ваты, мелкие куски штукатурки со стен, побелки сверху. Это мы. Это мы медленно ломаем тюрьму.
13
Сезам, откройся
Как-то неожиданно произошло. Одна шутка, слегка грубоватая, но в меру, а продольные взбеленились, начали орать, мол, фамилия. Но и он, может, чуть резковато, ну и они: давай, выходи – пошли. И вот он уже переодет, «без вещей» и в карцере. Интересно начинаются выходные! Впрочем, плохо они его знают, если думают, что этот карцер его накажет. Ща он сам их накажет! Дали пять суток? Пожалеют! У него был неплохой голос и большой объем легких. Если бы в карцере было окно со стеклом, может, и вылетело бы. Но в карцере была стена, стена, стена и стена, в которой, как бойница, была пробита наружу вентиляция. Это с какой силой он орал песню про коня, что прорвавшееся через эту бойницу «Сяду я верхом на коня!» слышали соседние корпуса? Да, к нему приходили и велели соблюдать тишину. А то что? На кичу посадите? Так уже! Угомонился сам, после трех раз «про коня», когда выдали матрац и открыли вмурованную в стену откидную шконку.