Выбрать главу

— Двенадцать, — поправила мать.

— Тем больше соображений в пользу Новокаменска! — смеясь, закончил он. — Что ты можешь возразить еще?

— Ничего, Павлуша… Покойной ночи!

— Нет, погоди! — остановил он ее. — Ты все же опечалена?

— Да, но не твоим решением. Я провела в Новокаменске несколько часов, и это было тяжело. Все изменилось, все стало несравненно лучше, светлее, чем было раньше, до революции, но нахлынули воспоминания… Как живой перед глазами стоял Петр Павлович. Никогда — слышишь, никогда! — я не поеду больше в Новокаменск.

«Как она любит отца до сих пор!» подумал Павел, когда мать быстро прошла к себе.

Стараясь не шуметь диском телефонного аппарата, он набрал номер.

— Это ты, Павлуша? — почти тотчас же ответила Валентина. — Уверена была, что позвонишь. Дежурила у телефона, как современная Джульетта. Скажи хорошее!

— Так слушай же! Только что директор института сообщил мне, что я получил новое назначение, — шепотом сказал он: — перехожу в кадры цветной металлургии. Местом работы я выбрал Новокаменск.

— Павел, Павлуша!.. — радостно прозвенел ее голос. — Верить ли?! Сейчас завизжу на все общежитие. Дорогой мой! Ты будешь в двух шагах от Кудельного!.. Воображаю, как довольна Мария Александровна: ведь Новокаменск ее родина. Теперь мне хочется скорее очутиться в Кудельном!

— Почему ты засиделась?

— Забилась в красный уголок и работаю. Теперь — долой книги! Буду мечтать о наших встречах в краю зелен камня.

— До завтра! Мне придется задержаться в Горнозаводске на несколько дней.

— Замечательно, Павлуша!

Он вернулся к себе, взволнованный неожиданной переменой в своей судьбе, разговором с матерью, радостью, прозвучавшей в голосе Валентины. Но лишь только взгляд остановился на камнях, снова вернулось очарование. Освобожденные от многолетнего плена, альмарины расцветали. Ярко-зеленый огонь плавил прозрачные грани, жег глаза, и снова Павел перебирал камни, любовался ими, думал: «Диво, несказанное диво природы!..» Вспомнил слова матери: «Это должно стоить очень дорого», и подумал: «Да, есть за нашими рубежами мир чужой, уродливый, где все подчинило себе, все опошлило золото, где все продается и покупается, где эти камни притянут к себе много золота. Что же, золото нужно нашему государству, пока мы соседствуем с этими странами…»

Павел оглянулся: сумеречный час белой ночи кончился, в окно глядело светлое утро.

Погасив настольную лампу, он снова склонился над камнями. Умерилось теперь их сияние, цвет стал полнее и спокойнее, камни точно впитали утренний свет, лившийся в окно. Нет, можно было подумать, что новый день родился в сердце зелен камня, мирного и светоносного.

И еще дороже, еще милее стали ему эти камни — век бы не разлучался с ними, век бы ласкал их, любуясь дивом природы!

В памяти возникли слова: «Зеленый цвет — символ весны, верности, постоянства, молодости, надежды». Отец любил альмарины. Но где, как он достал эти? Неужели действительно нашел «альмариновый узел»? Нет, если бы нашел, это, конечно, было бы известно. А если я найду?.. — Он засмеялся. — Все-таки сбился на романтику, размечтался над самоцветами…

Многое кончилось и многое начиналось в жизни Павла: его звала самостоятельная жизнь в тяжелом горном искусстве, в любимом труде, в горячей борьбе за драгоценную руду чудесного металла уралита.

…Сначала он хотел сложить камни в кисет, даже достал его из кармана, но передумал: уж слишком невзрачно это выглядело бы. Он запустил пальцы в кисет, убедился, что в нем не задержалось ни одного камня, освободил от всякой мелочи шкатулочку карельской березы, наполнил ее камнями почти доверху и тщательно обернул шкатулочку белой бумагой.

Глава третья

1

«…Нет, уважаемая Мария Александровна, ваша просьба для меня вовсе не в тягость! С большой радостью узнал я из вашего письма, что Павел Петрович будет работать в Новокаменске, а узнав это — и еще не дочитав до конца, — я предвосхитил вашу просьбу, решил, что в моем лице Павел Петрович будет иметь верного друга и — простите за громкое слово — покровителя, хотя такой богатырь в покровительстве, конечно, не нуждается. Но, в случае чего, за хорошим советом с моей стороны дело не станет, а мой дом будет для Павла Петровича его домом…

В то же время, как патриот Новокаменска, я весьма доволен тем, что нашего полку прибыло, что Павел Петрович очутился в наших краях.

Вы только что побывали в Новокаменске и не узнали его, не узнали здешнего народа. Нет никакого сравнения со стариной, когда каждый искал счастливый камешек для себя, когда все вращалось насилием и обманом. Ныне наша забота и слава не в нарядном альмарине, хотя и от него мы не отказываемся, а в скромном, непрозрачном, почти бесцветном уралите, зато жизнь у нас светлая, человеческая.

У нас нынче много технической интеллигенции, есть завидный клуб, есть кино и библиотека, есть все, что положено культурному центру, а та ничтожная больничка, где я, под руководством Александра Ипполитовича, начинал медицинскую карьеру, превратилась в большую поликлинику с рентгеновским кабинетом и водолечебницей. Весьма жалею, что за краткостью своего пребывания в Новокаменске вы не успели со всем этим ознакомиться лично, но поверьте мне, что Павел Петрович полюбит наш городок и, может быть, поселится здесь навсегда с моей славной племяшкой Валечкой.

Должен все же признаться, Мария Александровна, что сегодня, отправившись приветствовать Павла Петровича, раздумался я о прошлом, вспомнил Петра Павловича, вспомнил моего брата Семена, который потерпел от Петра Павловича такую обиду, смутился так, что — беда! Но стоило мне увидеть Павла Петровича в доме приезжих — и все как рукой сняло: увидел я славного молодого человека, с вашими светлыми глазами, с вашей обходительностью, и сразу полюбил его.

Беседа с Павлом Петровичем произвела на меня отрадное впечатление, да и в тресте его встретили хорошо. Сейчас решено восстанавливать четыре старинные шахты северного куста, и, может быть, одна из них достанется вашему сыну. Павел Петрович намерен поднять свою часть с горняком-практиком Самотесовым Никитой Федоровичем, с которым познакомился по пути в Новокаменск. Этот Самотесов весьма достойный человек, участник Отечественной войны. Приехал он сюда по договоренности со своим другом, секретарем рудничной партийной организации. Приход Самотесова и прервал нашу беседу с Павлом Петровичем, но мы условились свидеться вечером у меня на дому.

Разрешите на этом закончить письмо. Простите за многословие. Небо к осени дождливей, люди к старости болтливей. Надеюсь, что вы будете вполне спокойны за вашего сына, а я обязуюсь аккуратненько сообщать о делах и днях Павла Петровича, так как молодежь в отношении этого беспечна.

Прошу вас передать поклон Валюшке. Жду ее с большим нетерпением.

Искренне преданный Максим Абасин».

Заклеив конверт, Максим Максимилианович удовлетворенно улыбнулся, как человек, осиливший немалую трудность, но тут же его круглое загоревшее лицо приняло озабоченный вид.

— Кажется, о Петре Павловиче я напрасно расписался, — пробормотал он. — Совсем ни к чему!

Потирая свою бритую голову обеими руками, он прошелся по комнате, бесшумно ступая короткими ногами, и, одергивая ворот рубашки-апаш, неожиданно громко, как говорят люди, привыкшие к одиночеству, сказал:

— Что старое вспоминать!.. Не удалось по милости Петра Павловича счастье Семена да и Марии Александровны, так, может, заладится счастье Павла Петровича и дочурки Семена… — Вытянув шею, он прислушался к шагам, приближавшимся по деревянному тротуару; высунувшись из окна, прокричал: — Павел Петрович, в ограду сверните, а я вас встречу! — И через минуту ввел Павла в комнату, приговаривая: — Прошу, прошу к моему шалашу! Рад видеть у себя. Почаще вам этот порожек переступать!