— Что это там у тебя, Генри, — «Abbey Road», что ли? — спрашивает у меня Сес, когда я поднимаю пластинку с пола. — Да ну, не люблю ее.
— Смеешься надо мной? — говорю я: ни хрена себе новости.
— Не, серьезно, — говорит она. — Мне нравится, где они все в одинаковых костюмах и поют «она тебя любит, йе, йе, йе», ну и всякое такое.
Я смеюсь ей в ответ даже несмотря на то, что наши, бля, с ней мнения на этот счет совершенно не совпадают, и прислоняюсь спиной к двери, чтобы слышать телефон. Пожалуйста, зазвони. Пожалуйста, не звони.
— Ну или поставь хотя бы «Here Comes the Sun», — предлагает она. — Эта мне по крайней мере нравится.
— О’кей, — отвечаю я.
Мы вместе слушаем песню, улыбаемся друг дружке и тихо-тихо подпеваем. Как только песня заканчивается, внизу раздается телефонный звонок. Я спрыгиваю с кровати и несусь вниз по лестнице, чтобы ответить; когда я подбегаю и снимаю трубку, мой голос срывается.
— Генри? Это мама, — говорит Сесилия голосом настолько измученным, что по нему ей дашь не меньше восьмидесяти. Она сообщает мне новости. Я вешаю трубку и возвращаюсь наверх к Сес, которая лежит на кровати, натянув на себя одеяло аж до глаз.
— Он жив.
Она скидывает с себя одеяло и разводит руки, чтобы обняться. И я обнимаю ее крепко-крепко.
— Спать будешь? — спрашиваю я.
— Да, — говорит она. — А ты можешь поспать на полу рядом с моей кроватью?
— Хорошо. Только сгоняю за одеялом и подушкой. Сейчас вернусь.
— Круто. А можешь еще свет выключить?
— Конечно.
Я целую ее в лоб и тушу свет в комнате. Она уже почти спит. Ее детское лицо похоже на лицо Стивена на спортплощадке, когда я держал его, истекающего кровью, на руках. Я спускаюсь вниз и выглядываю за дверь на улицу. На веранде дома Макклейнов стоит Грейс, курит и смотрит в наши окна. Я плавно и бесшумно закрываю и запираю дверь и поднимаюсь в ванную посмотреть на себя в зеркало. По всему костюму пятна крови. Прическа ни к черту. Я отодвигаю занавеску и в первый раз за несколько дней залезаю в ванну. Снова и снова я слышу, как Грейс отвечает мне «нет», вижу, как Стивен лежит весь в крови и как дерутся родители. Они даже не взглянули на меня, как я пою. Вода потоком льется на мой окровавленный белый костюм. Просачивается сквозь ткань на спине, стекает по ногам и утекает в слив. Я открываю кран еще сильнее, чтобы шум воды мог заглушить мои рыдания, от которых плечи содрогаются все равно что, бля, от кашля.
19
Йоу. С добрым утром. Как дела, придурок?
Ральф Куни выстрелил моему брату Стивену — который все еще не приходил в себя и продолжает оставаться в критическом состоянии — из пистолета в живот, когда две машины, битком набитые фиштаунскими, подрулили к спортплощадке, чтобы поквитаться за своих. Никто из них не имел никакого отношения к тем пятерым чувакам, которых здесь избили. Они не были их братьями, или друзьями, или хотя бы дальними родственниками. Скорее всего, такие же отморозки, как и те, что избивали тех пятерых.
Ральф сидел на спортплощадке весь вечер. Про пушку он никому ни слова не сказал, но говорил всем, кто к нему подходил, что в случае чего на него можно рассчитывать. Стивен появился в Тэк-парке одновременно с машинами. Он встал между Ральфом с его пушкой и десятком парней с бейсбольными битами. Ральф нажал на курок. Попал в Стивена, и тот упал. Фиштаунские побежали назад к машинам. С того момента Ральф не сказал никому ни слова, и теперь он сидит там, куда, бля, обычно сажают таких пидоров, как он. В общем, хватит о нем. И без того есть чем заняться.
Я сижу у себя наверху на нашей со Стивеном двухъярусной кровати в белых трусах и выгляжу просто охренеть как сексуально. Я проснулся не так давно и в данный момент занят тем, что щеткой для пыли смахиваю с постера с Майком Шмидтом налипшие бумажные шарики. Покончив с этим, я снимаю постер со стены, сворачиваю его в трубочку и прихватываю сверху резинкой. Я не собираюсь его у себя оставлять, но у меня также нет никакого желания рвать его в клочья или сжигать, равно как и производить над ним любые другие церемониальные действа. Это будет все равно что плеваться бумажными шариками. У нас с Майком Шмидтом больше нет никаких косяков. Косяки с игроком третьей базы — это для детишек. А я мужчина. Мой член выстрелил, я сам получил выстрел в сердце и держал на руках раненного выстрелом в живот брата — и все это за один-единственный вечер. Долго ли теперь ждать, когда яйца обрастут? Я так не думаю.