Рабочие молчали, уставившись в пол. Барат поспешно добавил:
— Само собой, Алияр-киши получит административное взыскание еще… — и придвинул бумагу к Ахмеду: — Подписывай!
И паренек, волнуясь так, как если бы он спасал отца Наргиз от пожара, и оттого еще, что впервые ставит свою подпись на официальном документе, неловко расписался и передал акт Заргелем. Женщина медленно и трудно вывела свое имя и протянула акт Муршуду. Тот тоже подписал и, не глядя, подвинул бумагу к Сафару.
Мастер сидел, положив ногу на ногу, и курил, поглядывая на потолок.
Барат молча ждал, кидая вопросительные взгляды на Сафара. Но каменщик вроде бы и не замечал недовольства прораба.
Ахмеда задело такое поведение мастера, и он, перехватив его взгляд, с надеждой посмотрел на мастера. Но Сафар будто бы ничего не видел и ничего не слышал.
Барат взял акт и сложил его вчетверо.
— Можете идти, — сухо буркнул он.
Сафар вышел первым. За ним потянулись остальные.
До полудня работы не было, машины, отправленные за кирпичом, почему-то задержались.
Сафар, покуривая одну сигарету за другой, ворчал:
— Очень мне интересно знать, что люди в зарплату получат, если мы только и делаем, что простаиваем? О чем только Барат думает, ума не приложу.
— Прораб вчера две машины кирпича отправил бухгалтеру Кериму, — отозвался Муршуд.
Услышав это, уста Сафар почему-то сердито взглянул на Ахмеда, и тот, хоть и не знал за собой вины, неожиданно потупился.
Наконец прибыли машины с кирпичом, из кабины вышел Алияр-киши и невероятно ласково обратился к Ахмеду:
— Иди-ка, голубчик, помоги разгрузить, работа стоит.
Муршуд громко захохотал.
— Чего ты ржешь, образина? — вздрогнув, сорвался Алияр-киши.
Муршуд состроил серьезную мину.
— Чего ты пугаешься, дядя Алияр? Смех — это рефлекс, вроде кашля и чиханья. Не веришь? У врача спроси. В организме человека есть три главные жилы. — Муршуд стал поочередно загибать пальцы: — Жила кашля, жила чиханья, жила смеха. Усек? Так вот, как ослабнет одна из этих жил, так человека то в кашель кидает, то в чих, а то — в смех. Сейчас, видишь, жила смеха у меня слабину дала. Это вроде как болезнь, понимаешь? А ты-то сам разве не смеешься никогда?
Лицо Алияра посерело, но связываться с Муршудом ему явно не хотелось. Он стянул шапку с головы, отряхнул ее об колено и снова натянул на голову.
— Будь ты неладен, каверзник чертов! — ответил он и пошел смотреть за разгрузкой.
Уста Сафар посмотрел ему вслед насмешливо и спросил у Муршуда:
— Где же это ты изучил про науку о жилах?
— Я-то? Нигде. Будь у меня терпение науки изучать, я бы десятилетку окончил. — Муршуд поднял транзистор и поставил себе на колено. — А я шестой класс насилу одолел.
К мастеру подошел Барат и упрекнул:
— Ну вот и кирпич тебе. А то разворчался.
Сафар, продолжая сидеть, задрал голову к небу.
— А солнце где, видишь? Что это за работа, когда люди от жары сомлели? В утреннюю прохладу начинать надо.
— Не выступай! Ораторствуешь ты много, Сафар, на это тебя никто пока не уполномочивал.
Сафар поднял вверх длинный козырек кепки, надвинутой на самые брови, и сказал:
— По твоей вине мы два дня бездельничали, Барат. И ты мне рта не затыкай, понял? А то ведь я не погляжу, что ты начальник.
Барат несколько опешил от такого отпора.
— Что поделаешь, если кирпичный завод не поспевает за строительством? — примирительно заговорил он. — При чем тут я…
— А две машины кирпича, что ты давеча бухгалтеру Кериму продал? — перебил его Сафар. — Если б ты доставил их сюда, мы бы не сидели без дела.
Ни один мускул не дрогнул на лице Барата. Осторожно почесывая холеным мизинцем подбородок, он спросил, улыбаясь:
— А ты уверен, что я продал? Может быть, подарил?
— А ты свое дари, а государственное не тронь! — отрезал уста.
Барат кинул быстрый взгляд на Муршуда — тот с безразличным видом щелкал переключателем транзистора.
— Хороший у тебя агент, мастер, — сказал прораб, направляясь в контору, но шага через два остановился и обернулся к Сафару: — А что, может, поменяться нам местами, Сафар? Ты становись прорабом, а я…
— Не торопись, Барат, — прервал его мастер. — Ты ведь каждый день руки свои простоквашей мажешь, чтоб, не дай бог, не почернели. Не твоими руками кирпич класть. — Он встал на ноги, схватил свою потрепанную кошелку и рубанул: — Ухожу я, Барат. А ты становись на мое место да повкалывай. Посмотрим, что из этого выйдет.