Кендиль ушла, хлопнув дверью.
Джавад сел напротив Якуба и, поглядывая на дверь, за которой скрылась жена, спросил доверительно:
— А если я тебе возмещу…
— Молодец! — перебил его Якуб. — Ты за кого меня принимаешь?
Джавад виновато улыбнулся…
— Я потому что… Оно же денег стоит… Ружье…
Темные губы Якуба-муаллима скривились в горькой усмешке.
— А я тебя за человека считал, — сказал он, вставая.
Джавад долго сидел за столом, не зная, на что решиться. Потом вдруг вскочил.
— Кендиль! — крикнул он в закрытую дверь. — Собирайся, к матери пойдем!
Гариб не отрывал глаз от белых рук девушки. Гюльсум водила утюгом по сорочке: туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда…
Малейка всегда сама и стирала, и гладила. Что ей пяток рубашек? Она за день сто человек обстирает. А вот сегодня позвала на помощь Гюльсум. Хитрила Малейка — пусть девушка почаще приходит в дом, может, и оттает парень. Хитрость эта была настолько явной, что и Гюльсум и Гариб сразу же разгадали ее. Хотя бы потому, что Малейка ни разу не вошла к ним.
За все это время Гариб выдавил из себя не больше пяти слов. Да и слова эти были тупые, тяжелые, как брошенные в колодец камни. Не получался у него разговор.
Гариб поднял голову, взглянул в окно — во дворе было белым-бело от луны. Какой ласковый, нежный свет!
«Взгляни в окошко, Гюльсум, — захотелось ему сказать. — Какая луна, а! Знаешь песню «В лунном свете»?» Он уже хотел произнести эти слова, но вдруг разозлился. И на себя, и на эти слова. При чем тут луна, лунный свет?.. О любви он должен ей сказать. О любви.
Гюльсум водила утюгом по рубашке и с улыбкой поглядывала на Гариба. Гариб вздохнул, точь-в-точь как вздыхает Джавад, и тут почему-то вспомнил давешний намек Шаммеда: «Лучшую грушу в лесу шакал съедает».
Однако распалиться по-настоящему Гариб не успел, потому что услышал тихий девичий голос, и голос этот, как водой, загасил его злость.
— Что, Гюльсум?
— Я говорю, ночь какая!.. Светло, будто днем. — Она поставила утюг на металлическую подставку и начала аккуратно складывать сорочку. — В Баку никто и не замечает. Фонари на улицах… В городе луна ни к чему.
— А ты посмотрела бы, что она на Белом озере вытворяет. Вода стоит будто молоко! А кругом красотища!.. Вообще в заповеднике… — Гариб восторженно покрутил головой.
— Влюбился ты в свой заповедник! — Гюльсум снова взяла утюг. — Пропадаешь с утра до ночи. И чем он тебя приворожил?
— Не знаю даже, как объяснить. Сам не понимаю, в чем дело. С тоски пропадаю без него.
Гюльсум пожала плечами и, прикусив нижнюю губу, старательно принялась гладить.
Гюльсум и раньше бывала в этом доме. Иногда Кендиль приводила ее с собой, иногда посылала с кем-нибудь из ребятишек отнести матери гостинец. Гариба она видела мало и, когда видела, не обращала на него внимания. Гюльсум и представить себе не могла, что этот молчаливый юноша тихо и незаметно войдет в ее жизнь. И что неизбежна та минута, когда она будет стоять перед ним, опустив голову, а сердце ее будет колотиться от страха. «А может, он все знает? Но если знает, почему ж он так смотрит?.. Нет, ничего он не знает… Ничегошеньки. А когда узнает? Неужели он решится опозорить меня, такой тихий, скромный, застенчивый? Если б я могла полюбить его!.. Если бы я любила его, он тоже полюбил бы меня. И все простил бы мне, все!»
Она украдкой взглянула на Гариба. Лицо у него было отсутствующее. «Ну вот! Он уж и думать забыл про меня! Заповедник — больше ему ничего на свете не надо!»
— Давай поглажу! — Гариб встал с табуретки.
— Не сумеешь.
— Я? Целый год проходил у Джавада эту науку!
— На! Только это тебе не кепки, сорочки. — Гюльсум поставила утюг на подставку.
Гариб накрыл рукой ее руку. Девушка не отпускала утюг. Они замерли, словно окаменев.
Гариб осторожно повернул Гюльсум лицом к себе. Ее белый лоб и нежная шея покрыты были мелкими росинками пота. Кончиками пальцев он осторожно коснулся ее щеки.
Глаза у Гюльсум были закрыты. Сердце колотилось так, что отдавало в висках. «Сказать или не сказать? А может, он знает? Знает или не знает?!»
Руки Гариба гладили ее плечо, шею. Приоткрытые губы девушки вздрагивали… Она ждала, смежив веки, Наконец открыла глаза.
— Гариб! — она тронула влажную прядку, упавшую ему на лоб.
Он выпустил ее руки. Улыбнулся смущенно.
— Правда, что у тебя есть кинжал?
— Какой кинжал?
— Ну, говорят, кинжал у тебя… Кто ни подойдет к заповеднику, на всех с кинжалом бросаешься.