Гариб молчал. У него был такой невозмутимый вид, словно все сказанное не имеет к нему ни малейшего отношения. Он посмотрел на Серхана, повернулся и, взяв в руки бинокль, направился к зарослям.
Адыширин хлопнул себя руками по коленям.
— Ну что ж это он вытворяет?! Якуб-муаллим!.. Человека весь район уважает. Моих четырех сорванцов учит. Вот дуралей навязался на нашу голову!.. Слушай, Серхан! Этот дурило на весь район нас ославит. Ты старший, кончай с этим делом.
— Будет ему конец! — злобно бросил Серхан, поглядев вслед Гарибу. — Дождется! — И, повернувшись, зашагал к сторожке.
— А ты что, правда, хочешь его в штат взять? — спросил Адыширин, когда они поднялись на вышку.
— Еще чего? Кто нам единицу даст? А если и дадут, неужели я этого бешеного возьму? Нормальный человек найдется.
— Чего ж ты его тогда не гонишь?
Серхан молча поглядывал по сторонам, пытаясь придумать ответ. Не мог же он сказать Адыширину про триста рублей, взятые у Джавада. Если прогнать сейчас, деньги вернуть придется… А пройдет месяц-другой…
— Так ведь от него не только вред — и польза имеется. Боятся его браконьеры, нам это на руку.
— Чтоб он подавился своей пользой! Его не было, мы что, на распыл пускали заповедник?
— Адыширин, смотри-ка!
— Куда?
— Вон! Идет кто-то… К нам, сюда…
— Ну-ка дай! — Адыширин взял у Серхана бинокль, поднес к глазам. — А-а, да-да! Вроде баба… Торопится… Чего ей тут?.. Упаси, господи, от новых бед.
…К заповеднику быстро приближалась, почти бежала Гюльсум. Все шесть километров она прошла пешком. Никогда не бывала девушка в этих местах, никогда, наверное, и не попала бы сюда, но дядя Джавад так кричал!..
Когда они вернулись от Малейки, он молчал, только руки тряслись. Кендиль, бедная, всего и спросила: «Ты что такой бледный?» — и сама пожалела, что спросила. Никогда еще Гюльсум не видела дядю в такой ярости. «Бледный! — кричал Джавад, топая ногами. — Хорошо, что еще живой!.. Этот поганец меня в могилу загонит!.. На весь район ославил! Осрамил!.. С грязью смешал!.. На улицу не могу выйти! — Джавад двумя кулаками стал бить себя по макушке. — Да если б не Гюльсум, я бы!.. Я бы разом с ним кончил. Плюнул бы ему в морду, и все!.. Руки связаны! Ну вот что, Кендиль! Если ты не вразумишь парня, я и Гюльсум убью, и себя! Клянусь! Могилой отца клянусь!»
Он вдруг затих, опал, как мяч, из которого выпустили воздух. Из круглых усталых глаз катились по щекам слезы. У Кендиль тоже намокли ресницы, губы кривились.
Еле переставляя ноги, Гюльсум ушла к себе. Бросилась на постель, с головой зарывшись в подушку. Никогда она не видела дядю Джавада таким жалким. И из-за чего?.. Из-за этого слюнтяя! Она вдруг представила себе Гариба и задохнулась от ненависти. Если б он оказался тут!.. Растерзала бы собственными руками!..
До утра Гюльсум просидела на кровати, спустив ноги на пол. Едва рассвело, она на цыпочках вышла на веранду. Ни Джавад, ни Кендиль не видели, как она ушла.
На столбике была прибита табличка: «Охота в заповеднике запрещена в течение всего года». Гюльсум остановилась. Только сейчас она ощутила, как у нее трясутся ноги, горят ступни. Только сейчас начала приходить в себя. «Зачем я сюда пришла? Что мне тут надо?» Но она все-таки свернула на тропку и пошла, со всех сторон окруженная кустами.
Гюльсум не плакала. И злость куда-то ушла. Ей уже не хотелось наброситься на Гариба, избить его, исцарапать… Внутри было пусто, и пустота эта заполнилась страхом в безлюдии и тишине заповедника.
Тропка нырнула в высокий густой камыш, девушка прошла несколько шагов и остановилась; вокруг нее стеной стояли камыши.
— Гари-и-и-б! — закричала она, не помня себя от ужаса. — Га-а-а-риб!
Крик ее потонул в негромком, ровном шуршании камыша. Дрожа всем телом, Гюльсум бросилась в это шуршание.
— Гари-и-и-б! Гари-и-и-б!..
Сперва Гюльсум увидела вышку, потом домик; на вышке стояли двое мужчин, молча смотрели на нее.
Обоих Гюльсум немного знала. Серхан несколько раз заходил в аптеку, дядя говорил, он главный в заповеднике, Адыширин — его помощник.
— Ты чего, дочка? — удивленно моргая, спросил Адыширин. — Что случилось?
— Мне Гариб нужен… — ответила она и, не в силах вынести пристального взгляда мужчин, опустила голову.
— Только что был тут…
— А куда он ушел?
— Домой! — опередил Адыширина Серхан.
Адыширин удивленно глянул на Серхана, почесал щетинистый подбородок и отвернулся.
Серхан не отрывал глаз от девушки. Вспомнился сегодняшний сон. Конь снился ему, белый-белый. Коня видеть к исполнению желания.