Меджид-киши выглянул из колодца. Лицо его сплошь было заляпано глиной, зато глаза сияли.
— Ну, жижа пошла!.. Теперь скоро.
— А ты ж говорил, глубокий будет.
— Если б все выходило, как я говорю, горя не ведал бы!.. Земля — секретная кладовая, поди узнай, что на какой полке! С семнадцати лет колодцы копаю, а все дивлюсь ее чудесам!..
— А много за свою жизнь ты колодцев выкопал?
— Больше, чем у тебя волос на голове! — Перепачканной в глине рукой старик погладил стенку колодца, словно штукатурил ее. — Теперь-то они никому не нужны. Которые и выкопал — осыпались… Я ведь какие колодцы копал — сорок аршин глубиной… Ничего нет на свете дороже воды… — В голосе Меджида-киши слышны была боль, тоска. И глаза, засиявшие было, померкли. — Наверное, последний мой колодец. Может, раньше Миннет туда отправлюсь. А память останется… колодец… Вспомнишь отца, придешь… Детишек приведешь. Вот, скажешь, дедушка ваш этот колодец выкопал…
Умид потянул носом.
— Хватит тебе — до слез доведешь!
— Такого доведешь — как же!.. Тяни давай!
Напрягая все силы, Умид потянул из ямы ведро.
Пекло уже вовсю. Гюлендам и Джафаркулу куда-то исчезли. И место бабушки Миннет под шелковицей было пустым. Даже Патрон исчез, лежал, видно, где-нибудь в тенечке…
Умид поглядел на веранду. Сейчас ему хотелось увидеть Асли, услышать, как прозвучит ее голос. Только не столкнуться лицом к лицу. Этого он не хотел — совестно.
— Умаялся? — спросил отец.
— Печет очень…
— Зато у меня здесь как в погребе.
— Кончай, отец, а! К вечеру пришли бы… Ведь дядя Халык сказал…
— Полодырничать тянет?
— Тянет…
— Ну, давай… Только не очень долго…
Умиду не терпелось погонять на мотоцикле. Привел машину к себе во двор и начисто протер тряпкой. Вымылся, переоделся. Нарвал в саду абрикосов, черешни…
На этот раз девушки были вместе. Заслышав треск мотоцикла, все разом обернулись. Умид уже раскаивался, что приехал.
— Чего стыдишься? — крикнула ему Тубу. — Иди сюда! Может, прогнать их, а? Наедине потолковать хочешь?
Девушки захихикали.
Никак он не ожидал от Тубу такого выпада. «Сговорились? Посмеяться решили?» Хотел уже развернуться, но Тубу вдруг спросила:
— Что это у тебя в корзине?
Пришлось отвязать корзину.
— Вот привез вам — абрикосы, черешня…
— Спасибо! — улыбнулась Тубу, принимая корзину. — Только зачем?.. И без гостинцев мог бы…
— Тоже мне гостинцы!
Девушки улыбались, перешептывались… Надо ехать. Подумают еще, что он с целью. А какая у него цель? Нет у него никакой цели. Просто жара, а они весь день на солнцепеке — хоть освежатся немного. И потом, Тубу — не простая девушка, можно сказать, гордость всей деревни. Любой должен оказывать ей внимание.
— Счастливо, я пошел!
— Куда это ты спешишь? — спросила Тубу.
И что-то такое было в голосе девушки, так явно она была огорчена, что Умид сразу понял: «Нет, не смеется. Не станет она потешаться над человеком».
— Дел полно, Тубу! — весело бросил он и помахал девушкам рукой.
— Спасибо за гостинец! — крикнула ему вдогонку Тубу.
Умид шел к мотоциклу, спиной чувствуя, что девушки глядят ему вслед; почему-то заплетались ноги… Далеко, оказывается, оставил он мотоцикл…
Никто вроде и не заметил его прихода. Халык с миской в руках на корточках сидел возле матери. Пири и Джафаркулу стояли тут же, под шелковицей.
Халык взял чайную ложечку катыка, поднес матери ко рту.
— Поешь, мамочка… Прошу тебя…
Бабушка Миннет молча смотрела на сына крошечными красными глазками.
— Поешь! Ну, прошу!.. — Халык всунул ложку в провалившийся старухин рот. — Покормлю мою родную, как она меня раньше кормила!..
Сморщенная, зажатая меж плечами старческая шея дрогнула от глотка.
— Вот так! Хорошо! — сказал Халык и взял вторую ложку катыка.
Пири повернулся к Меджиду-киши, в изнеможении присевшему в сторонке, и громко, так, что услышала даже подметавшая айван Гюлендам, сказал:
— Каждый день сам кормит… Десять лет!.. Вот человек!..
Меджид-киши молчал, разглядывая измазанные глиной руки.
Пири подошел к Умиду:
— В Кировабад хочешь?
— В Кировабад? Зачем?
— Так, прокатиться… Вечером обратно.
Не дожидаясь ответа, он подошел к Халыку и, наклонившись, что-то шепнул ему. Тот обернулся с ложкой в руках, мельком глянул на Умида. Отвернулся, пробормотал что-то… Пири снова зашептал ему на ухо. Халык пожал плечами, потом поставил миску на скатерть, поднялся и обернулся к Умиду.