— Когда обратно-то? — слабым голосом спросил он Пири.
— Я знаю, тебе Солмаз нравится… — не отвечая на вопрос, сказал вдруг Пири. — Ты ей письма писал.
Умид обалдело молчал. Он протрезвел мгновенно.
— Чудное чего-то городишь… — испуганно пролепетал он.
И тут Пири рубанул сплеча:
— Ты из-за нее с Тофиком дрался!
Пири нарочно сказал «дрался». Не «получил от Тофика», а «подрался». Боялся все-таки, не хотел задеть самолюбие.
— Асли тоже в курсе дела.
— Ну, ты даешь!.. — спокойно сказал Умид.
Пири снял с руля руку, трахнул себя в грудь кулаком:
— Жизнью клянусь, в курсе!.. Детьми клянусь!..
— Ерунда!.. Как это можно: Солмаз и я!..
— А что? Чем ты хуже других?! Ничем! Хочешь, проверну дельце? Лишь бы Асли согласилась, Халык и не пикнет!
— А Солмаз?
— Что — Солмаз?! Бога должна благодарить, что такого парня отхватит! Только сам не зевай!
— В каком смысле?
— Повидайся с девушкой, потолкуй… Хочешь, организую?
— Нет, нет! Спасибо, — поспешно сказал Умид.
Сказал так, от смущения сказал. Сказал и испугался. Значит, все? Значит, он окончательно потерял Солмаз? Останутся только сны, запутанные, непонятные?.. Снова он будет хватать ее ускользающие руки, но не ощутит ни их тепла, ни аромата каштановых волос. Потому что в снах нет ни запахов, ни тепла… Как ему надоело жить снами!..
Пири взглянул на часы.
— Пора.
Халык вышел из-за увитой вьюном ограды сразу, как только машина остановилась против калитки. Будто давно, с тех самых пор, стоит тут и ждет. Не спеша открыл дверцу, не спеша расположился на переднем сиденье, в нос Умиду ударил резкий запах духов.
Настроение у Халыка было превосходное. Никогда еще Умид не видел председателя таким радостным, оживленным. Лицо разрумянилось, мешки под глазами исчезли. Халык что-то негромко напевал. Потом, когда уже проехали полдороги, он вдруг замолк и обернулся назад.
— А ты вроде хороший парень, Умид… — Несколько секунд председатель не спускал с него внимательных глаз. — Учти: как только будет подходящий момент, Асли учинит тебе допрос.
Умид чуть было не сказал, что не будет допроса — Асли при нем и пикнуть не смеет. Вовремя спохватился.
— Станет Асли тебя допрашивать, куда ездили… Как ты скажешь? Куда?
— В Кировабад.
— К кому?
— К вашему научному руководителю.
— Этот умеет держать язык за зубами, — с усмешкой сказал Пири, и волосатые уши его покраснели.
— Ну и молодец!.. — Халык повернулся вперед и снова стал негромко напевать.
Умид зажег свет на айване. Отец лежал с открытыми глазами.
— Что ж так поздно-то, сынок? — он приподнялся, опершись на локоть.
— В Кировабад ездили. Туда-сюда — шесть часов… — Умид отвернулся, чтоб отец по лицу не увидел, что он врет.
Меджид-киши зевнул и почесал грудь.
— Сегодня не стал комаров выкуривать… Двинуться силы нет… Есть хочешь?
— Сыт. Шашлык из рыбы ели.
— Повезло!.. — Отец снова опустил голову на мутаку.
Ночь была спокойная. Перемигивались звезды. Ветерок бы — комаров разогнать… Над ухом послышалось противное жужжание. Умид потряс головой.
— А как от них спасаться?
— А чего, они тоже божьи твари… Создал зачем-то всевышний. Без надобности не стал бы… Вот возьми: змея мерзкая тварь, да? А говорят, правительство постановление издало: не истреблять. Нужны зачем-то. Может, и эти для чего-то надобны. Людишек дрянных ведь не истребляют. Потому что и те нужны: не будет плохих, хороших не оценишь.
Умид подумал, что отец не прав, злится он, а когда злится, все наоборот говорит: белое у него черное, черное — белое. Кому нужны плохие люди? Если таких, как Пири, миллион будет? Миллиард?
— Что-то ты вроде не в духе, отец?
— Чего мне быть не в духе? Слава богу, живой, здоровый, кусок хлеба есть… — Меджид-киши вдруг открыл глаза, улыбнулся: — Тебя тут дочка Хайрансы спрашивала… Тубу.
— Чего это?
— Говорит, корзина осталась, пускай заберет… Какая корзина?
— А, ерунда!.. Отвез им как-то абрикосов да черешен.
— Чего ж сама-то не могла принести? — Меджид-киши опять оперся на локоть. — Парень! А может, тебе Халык задачу задал? Может, жениться надумал? Дело хорошее…
— Брось ты!.. — Умид махнул рукой.
Свет зажигать он не стал. Лег, закрыл глаза. Почему-то вспомнился Патрон. Некому покормить пса, кости никто не бросит. Еще сдохнет с голода. Не может ведь перемахнуть через стену…
Завтра надо обязательно захватить ему еды.