Они стояли возле общежития техникума. Почему-то Солмаз не предложила ему войти. Да Умид и не пошел бы — стеснялся: мимо них то и дело сновали девушки.
Солмаз сложила письмо.
— Спасибо, что приехал… — сказала она. Взглянула на дверь общежития, потом на прислоненный к стене мотоцикл, кажется, не узнала его…
Она глядела поверх головы Умида, глядела и улыбалась. И ему казалось, что улыбается она нехорошо, недобро, над ним смеется, над тем, что написала ей мать.
— Когда в деревню приедешь?
— Двадцатого последний экзамен. Сегодня пятнадцатое. Через пять дней… Скажи отцу, чтоб прислал машину…
— Может, записку ему напишешь? Я подожду…
— Нет, так передай.
Солмаз опять взглянула на дверь общежития. Видно было, что ей не терпится уйти, но она стояла и улыбалась. Какая-то не ее была улыбка… Будто Солмаз достала ее из письма матери и напялила себе на лицо.
— Пири Патрона увел… Завезет куда-нибудь подальше и бросит… Чтобы дороги домой не нашел. Не найдет, пожалуй…
— Не найдет, — спокойно согласилась девушка.
И он понял, что Солмаз надоело стоять здесь, потому она и поспешила согласиться. Самое интересное, что Умид почувствовал вдруг: и ему тоже надоело, и почему-то ни капли не удивился.
— Ну, я поехал, — сказал он.
Солмаз кивнула.
— Передавай привет нашим!..
Усталость сковала тело, в тяжелой, словно налитой свинцом голове мелькали обрывки мыслей… Мотоцикл, два часа назад мчавшийся по этой дороге резво, как застоявшийся конь, сейчас натужно ревел, спотыкаясь на каждой рытвине. Может, от хриплого этого рева и болела так страшно голова…
За поворотом начался спуск. Умид убрал газ и облегченно вздохнул — кажется, мотоцикл шел почти бесшумно.
Далекий собачий вой донесся откуда-то справа, из зарослей ивняка.
Собака?.. Откуда она здесь?.. До деревни километров десять. А может, волк?.. Умид усмехнулся нелепости своей догадки — за всю его жизнь в этих местах не убили ни одного волка. Залаяла… Какой уж тут волк!..
И вдруг его словно током ударило — Патрон!..
Умид свел мотоцикл на обочину, прислонил к дереву и, раздвигая колючие кусты, пошел в темноту…
Туго натянутая веревка, которой Пири привязал Патрона, была настолько короткой, что пес не мог перегрызть ее — голова его вплотную была прижата к дереву.
Умид опустился на колени.
— Эх, ты!.. — он потрепал пса по холке. — Оказывается, можешь лаять-то… Чего ж до сих пор молчал?!
Но Патрон уже не лаял, не выл — лишь тонко повизгивал и, словно сердясь на то, что Умид медлит, нетерпеливо бил обрубком хвоста по соседнему дереву. Пса колотила дрожь.
— Слава богу, услышал тебя… — Умид гладил и гладил трясущуюся собаку, стараясь успокоить ее. — Голос-то у тебя оказался дай бог! Ничего, Патрон, сто лет теперь будешь жить — назло врагам!
Узел не поддавался. А может, пальцы не слушались. Умид зубами впился в вонючую веревку.
— Во, бандит!.. Надо ж так затянуть! Ничего… Сейчас мы его… Это раз плюнуть!.. Вот только как добираться будем?.. На багажник тебя не посадишь… А?.. Вот, все!
Почувствовав свободу, Патрон вдруг радостно гавкнул и, подпрыгнув, лизнул Умида в лицо.
— Вот это да! Выходит, ты еще молодец! Тогда все! Тогда порядок!
Но радовался Умид напрасно — ходоком Патрон был никудышным: он то и дело останавливался и, вывалив язык, молча смотрел на Умида.
Когда они добрались до деревни, Умид не хуже Патрона готов был вывалить язык… Он проклинал и пса, и себя, и мотоцикл… Главное — мотоцикл: два часа волочить такую махину!..
Светало…
Стараясь не скрипнуть, Умид отворил калитку, впустил собаку.
Не звякнув, взял ведро, налил в миску воды, поставил перед Патроном. Патрон лакал жадно, не отрываясь. Налакался и без сил растянулся рядом с миской.
— Прибавилось, стало быть, едоков?
Умид вздрогнул: отец стоял у айвана в пиджаке, наброшенном на нижнюю рубаху, и, почесывая заросшую щетиной щеку, смотрел на собаку.
Умид опустил голову.
— С мотоциклом не знаю, что делать… — пробормотал он. — Поставить надо, ворота заперты…
Он не сказал отцу, что, если бы ворота и не были заперты, он все равно не вошел бы к Халыку. Никогда больше не войдет он в этот двор.
Отец нахмурился.
— Чего это ты? Конь копытом ударил? Твой мотоцикл-то. Тебе подарен.
— «Подарен»!.. Не бойся! Халык зазря не подарит! Ну как, Патрон, не хочешь больше? — Умид взял миску, выплеснул остатки воды.