— Белье собери, постираю, — Назлы налила отцу чаю, поставила перед ним. — Мыло есть?
— Куплю.
Багир давно уже отодвинулся от стола, а Назлы все пощипывала то одно, то другое, но все как бы нехотя. Иногда она вдруг застывала, глядя куда-то вдаль, и забывала жевать. Чем-то она была подавлена. Эта ее подавленность, да еще жарища, да этот мерзкий, невыносимый запах шашлыка, наполнивший все вокруг!.. Багир то и дело вытирал платком лицо и думал, что это не солнце, а жар мангала, дымящего в соседнем дворе, вытапливает из него душу. А Нурджаббар сидит себе сейчас под дубом, дремлет, а может, в тетрадке своей строчит. Дуб широко раскинул над ним ветви, солнце не проникает сквозь толщу листьев, — хорошо!.. И так его потянуло в прохладную тень дуба! Вдохнуть всей грудью его свежий запах! Багир невольно потянул носом, и сразу же рот, нос и все нутро его наполнилось запахом шашлыка.
Наверное, дочка тоже учуяла запах горелого мяса, потому и ест вяло.
Багир заглянул в неподвижные глаза дочери и в глубине их увидел такую тоску, такое страданье, что понял — не в шашлыке дело. Сидит как в воду опущенная. А ведь всегда была такая веселая, и нечему вроде радоваться, а ей радостно. Багиру казалось иногда, что Назлы и понятия не имеет, какие они такие, беды-горести. Что ж это ее так скрутило?
— Тетя Назлы! Тетя Назлы!
Не вставая, Назлы поглядела в ту сторону, откуда кричали.
Багир тоже оглянулся. Из-за ограды высовывалась кучерявая головка младшей дочери Намаза — вечно кудряшки на глаза лезут. Черные завитки и сейчас закрывали ей пол-лица, одного глаза совсем не было видно. Двумя руками девочка крепко держала стоявшую на ограде миску. Она и одним глазом прекрасно видела и Назлы, и Багира — до ограды было пять шагов, — но кричала так громко, словно звала кого-то издалека.
— Тетя Назлы!.. Тетя Назлы!!!
Назлы встала и пошла к ней.
— Вот, тетя Назлы, папа велел передать. Сказал, чтоб горячий ели. Сказал, сестрица Назлы издалека приехала, а дома, может, ничего не сготовлено…
Багир не смотрел в ту сторону, но слышал каждое слово. Он был уверен, что дочка не примет угощения, но та вошла на веранду повеселевшая, держа в руках миску с шашлыком.
— Ты бы тоже поел, папа.
— Нутро такую еду не принимает.
Да, зря она. Зря не вернула ему шашлык. Теперь чуть что — опять заведет разговор про дом, да еще попрекать будет: «Пусть мой шашлык тебе боком выйдет!»
Назлы посидела, молча глядя на дымящиеся куски мяса, потом оттолкнула миску в сторону и вскинула тонкие брови.
— Знаешь что, папа, мы с Музаффаром разошлись…
Багир молча глядел на дочь. Странно, но тревогу, которая мучила его, когда он сидел под шелковицей, вдруг как рукой сняло. От одной-единственной ее фразы. Он сам удивился спокойствию, с которым встретил эти слова.
Назлы глядела куда-то поверх головы Багира.
— Устала… Ни кола ни двора… Сколько можно скитаться по углам? Не могу больше. Уехала от него. Навсегда.
Назлы, помаргивая, ждала, что скажет отец, а тот глядел на белую прядь в волосах дочери, думал, что же сказать, и ничего не мог придумать.
Тут из комнаты послышался голос внучки, и Багир облегченно вздохнул.
— Вроде Туну проснулась. Пойду взгляну на нее. — Он встал и быстро пошел в комнату, где спала девочка.
Обычно Багир вставал раньше Нурджаббара, но в то утро, проснувшись, не увидел его в постели.
Возле дома его тоже видно не было. Багир отворил деревянную дверь, привешенную к загону; скотина, отталкивая друг друга, полезла в узкий проход и стадом двинулась к опушке леса. Загон Багир соорудил из жердей карагача и по ночам загонял сюда коров и овец. Опасался — скотина-то в большинстве чужая, а волк, он не станет разбирать.
Пустив в лес стреноженного коня, Багир достал воды из стоявшей перед сторожкой бочки и начал умываться. Умывался и думал, хорошо, что Назлы решила вернуться. Придет ему пора умирать, а дочка рядом. И дом не достанется чужим людям, не пойдет на продажу; дочка, Назлы, будет зажигать свет в его доме. Одно плохо — внучка без отца расти будет, — это огорчало Багира, огорчало сильно, но что делать, бывают, и пострашней беды. Ну в самом деле, чем его дочь хуже других? Всю жизнь скитаться по чужим углам! Собака и та конуру имеет. Нет, если Музаффар настоящий муж, настоящий отец, он поймет, тоже сюда приедет. Чего ему в городе болтаться? Кино крутить — что тут, клуба нет? Крути себе на здоровье! Не хочет в райцентре жить — это другое дело, пусть так и скажет. Столицу ему подавай! Мир перевернется, если он из Баку уедет! Если есть у тебя честь, если ты настоящий мужчина, приезжай и живи с семьей в просторном, хорошем доме. А если нет, если ты так, пустышка, — скатертью дорога, такой нам не нужен: ни зять, ни муж, ни отец.