Вот, ей-богу, не умей человек себя утешить, не выжил бы. В утешениях этих, ясное дело, вранья хватает, ну и пусть, зато оно, как бальзам на рану, врачует душу.
Багир не очень-то вникал сейчас, есть ли ложь в его рассуждениях. Он знал одно: с приездом дочери вернулись в дом покой и уют, тепло и забота и словно коснулось его живое дыхание Галям. С приездом Назлы избавился наконец он от вечного своего страха — умереть в одиночестве…
Умывшись, Багир привычно глянул на дуб и поразился: сухой ветви не было. Даже следа, даже листочка желтого не осталось. Что за чудеса? Мертвая ветка зазеленела?
Послышался шум мотора, и Багир поспешно отвернулся от дерева. Когда из-за деревьев высунулась морда «Москвича», он уже стоял на берегу Куры.
Конечно, Нурджаббар был там.
Мутные воды, рябясь мелкими волнами, неспешно текли мимо, окрашенные в оранжевый цвет солнечного диска; казалось, они возникают там, под сияющим ореолом. Похоже, Нурджаббар говорил сам с собой. Запавший рот его порой шевелился, морщины на темном лице то расправлялись, то собирались гуще. Окликнуть его Багир не решился.
— Чего ты? — не оборачиваясь, спросил вдруг Нурджаббар. — Чего на воду глядишь? Не понимаешь ведь, о чем она речь ведет.
В другое время Багир сказал бы ему, чтоб не валял дурака, какой еще с рекой разговор, но сейчас промолчал.
— Чудо случилось, — негромко произнес он. — Сухая ветка на дубе…
— Я ее срезал! — перебил Нурджаббар Багира и замолчал снова, уставившись на плавающий в воде солнечный диск.
— Как — срезал? — растерянно улыбаясь, спросил Багир.
— Взял маленькую пилу, залез на дерево… и срезал у самого ствола. Со стороны, как ни гляди, не видно.
Надо же, Багиру и в голову не пришло. Вот и разберись в этом Нурджаббаре! Кому еще в голову придет — у дуба ветви срезать? Или вон говорит, у воды свой язык, разговор свой. А она течет себе и течет…
— Доброе утро… — послышалось за спиной, и Багира всего передернуло.
Пити-Намаз взмок, пока дошел сюда от машины.
— Ты чего сбежал, дядя Багир? — Он вытер платком крупные капли пота над бровями. — Боишься, заставлю тебя грузить? Я с утра чуял, что сегодня к тебе не подступиться, привез двух молодцов, в момент загрузят… Так что не бегай от меня, дядя Багир, зря ты меня боишься.
— Чего ему тебя бояться? — не оборачиваясь, сказал Нурджаббар. — Кто ты есть, чтобы страх нагонять? Ангел смерти?
На это Пити-Намаз не ответил.
— Ненавидишь ты меня, — со вздохом сказал он, не переставая водить по лбу скомканным мокрым платком. — Не знаю только — за что? Что я тебе плохого сделал?
Похоже, Нурджаббар ждал этого случая.
— Ты мне — плохого?! — выкрикнул он, обернувшись. — Что ты мне можешь сделать? Что? — Он так рассвирепел, что на тощей шее надулись синие жилы. — Ничего ты мне сделать не можешь! В шашлычной своей обобрать за кусочек мяса? Так я туда ни ногой!
— Слушай, ты! — Кажется, Намаз разозлился. — Я к людям в карман не лезу! Силой деньги не отнимаю. И за шиворот в шашлычную не тащу. Пришел — накормлю, доволен будешь. А не нравится, отправляйся ко всем чертям! — Намаз замолчал. Широкая грудь его ходила ходуном, никак не мог отдышаться. И вдруг он весь сник, мокрое от пота лицо стало жалким. И голос был уже другой, тихий: — Думаешь, мне даром деньги-то достаются? Это со стороны глядеть. Из кожи вон вылезешь, пока соберешь по копеечке. Шашлычная — такой труд!.. Чернорабочим и то в сто раз легче, Надо жить как-то, терпишь…
Нурджаббар не ответил. Он уже не казался разгневанным, лишь чуть заметная усмешечка скользила по его губам. Пити-Намаз заметил усмешечку. И тоже скривил губы:
— Думаешь, я не знаю, чего ты на меня злобствуешь? Денег много! Тружусь — вот и зарабатываю, а ты бездельничаешь, так у тебя, не в обиду будь тебе сказано, гроша медного за душой нет! Вот и злишься, вот и завидуешь. А писанина твоя, сам знаешь — никто за нее копейки не даст.
Намаз знал, что задел за живое, и уверен был, что Нурджаббар не спустит ему. Конечно, Намаз бросил соли на рану, но Нурджаббар ничего, промолчал. Чего с ним базарить? Сказал прохвосту что следует, и хватит. Пусть себе разоряется. Хоть сдохнет.
Из лесу послышались долгие сигналы «Москвича» — «молодцы» управились с погрузкой.
Намаз направился было к лесу, но, пройдя несколько шагов, остановился. На этот раз он пристально поглядел на Багира. Хотел, видно, что-то сказать, заколебался… Сказал все-таки.