Решили, что известие о триумфе «руссо-балтиков» должно прийти из-за границы. Рассуждали: неужели чувство национальной гордости, самое культивируемое и уважаемое из общественных чувств, не заставит пристально взглянуть на новое дело, так успешно развивающееся в родной стране? Пусть первыми начнут рукоплескать господа иностранцы и сообщения последуют из иностранных газет. А наши подхватят.
Итак, начали решать, где может сразиться «руссо-балтик», чтоб победа его была триумфом. Нагель попросил тогда неделю на размышления, а через неделю телеграфировал в Ригу, что готов принять участие в ралли Монте-Карло.
— Это он просто так, — решил Строганов, — это несерьезно.
— О-о... — сказал Отто Валентин и вроде как бы лишился дара речи, выронил сигару.
— Он с ума сошел!
Ралли Монте-Карло считался самым представительным мировым автомобильным состязанием. Он проводился в январе на французской Ривьере, когда там наслаждались тишиной и покоем и видом зимнего моря усталые светские люди со всей Европы. Автомобиль считался респектабельным спортом, и президент автомобильного клуба Монако, некто господин Антони Ногес, подчеркивая главным образом именно этот факт, сумел убедить правящего монарха княжества князя Луи, что автомобильные соревнования привлекут на Ривьеру большое число богатых туристов. Понаедут богатые англичане, шикарные женщины. Меха, бриллианты, автомобили...
В ралли 1912 года на Монте-Карло стартовало 88 машин — из Парижа, Женевы, Берлина, Амстердама, Брюсселя, Гавра, Турина и один экипаж был заявлен из Санкт-Петербурга.
Это был самый отдаленный пункт. Нагелю предстояло пройти в морозы 3 200 километров, большую часть пути по заснеженным санным русским дорогам. Нет, положа руку на сердце, Дмитрий Дмитриевич не верил в успех. Задумано все было здорово. Те светские бездельники, как сороки на хвостах, разнесли бы по Европе весть о победе русской машины. Но 3 200 километров в январскую стужу, заносы на дорогах, необходимость везти с собой черт знает сколько всего, начиная от запасных шин и цепей на них, чтоб как-то взбираться на обледенелые возвышенности... Были еще ацетиленовый генератор, который каждую ночь и на любом, даже коротком привале следовало снимать с машины и, прижав к пузу, тащить куда-то в тепло, чтоб в нем не замерзла вода, затем — электрический генератор с ременным приводом, заграничная новость, последнее достижение прикладной электротехники, но не слишком надежный, запасные бензиновые баки, масло, не густеющее на морозе... Сколько всего навалилось сразу!
Андрей Платонович выбрал «руссо-балтик» модели «С24/40». На шасси поставили специальный кузов «торпедо-родстер» с брезентовым тентом. Лобового стекла не было. Нагель боялся уменьшения видимости из-за намерзания льда, да и вообще лобовые стекла как таковые в те времена являлись не обязательной принадлежностью автомобиля. Шофер сидел в авиаторских очках, а под известный уже «параплюй» надевали «барана», или, говоря попросту, тулуп. («Баран» в кругу других автомобильных терминов, коротких и точных, как-то лучше воспринимался по своему звучанию.) Вместо стекла Андрей Платонович заказал брезентовую шторку с целлулоидным окошком. Шторку в любое время при желании можно было поднять и закрепить между щитком приборов и дугой тента.
С самого начала все складывалось неудачно, да и как иначе: старт дали 13 числа!
День выдался вьюжный, с ночи морозило до 30, утром спало, термометр показывал минус 22 градуса. Провожающие прятали лица в воротники. У фотографа закоченели пальцы. Нагель и его напарник Михайлов, с которым они собирались вести автомобиль поочередно, заняли свои места. Тент был опущен. На капоте, подставив ветру вислое пузо, сидел бог Билликен, костяная фигурка, на которую никто, кроме разве посвященных, не обратил внимания. «Руссо-балтик», газанув на месте, тронулся с белого, заснеженного Литейного прямо на Монте-Карло. Было ровно 8 утра.
После первой ночевки под Псковом машина попала в буран. Это была вторая неудача. Первую Нагель скрыл. Оказывается, еще в Петербурге, заводя мотор, Михайлов заводной рукояткой сломал руку. Ему наложили лубок, но Дмитрий Дмитриевич ничего не заметил. Михайлов сел в машину молодцом. Был чуть бледней обычного, ну да это от волнения, решили.
Тот январский буран под Псковом превратил весь белый свет в снежное крошево. Не было видно ни солнца, ни дороги, Снег залеплял глаза. Ветер валил с ног. Они стояли вдвоем, насквозь продрогшие у крыла своей машины, ждали чуда. На что еще можно было надеяться? Мотор работал на малых оборотах, чтоб не застыл. Вдруг из снега возле самой машины вылезла заиндевелая лошадиная морда. На них наткнулся обоз. Это мужички возвращались из города в деревню.