— А лесопилка? Что будет с мяннисалуской лесопилкой?
— Имеются две возможности: или закрыть ее, или перевести на электроэнергию…
— Да ведь у нас электрического освещения и то нет!
— Тем более необходимо провести в Туликсааре линию высокого напряжения или построить свою гидростанцию… Но я не кончил. Раз уж зашла речь о том, что я сделал бы на вашем месте, то поделюсь с вами еще одной мыслью. Я бы от Кяанис-озера, от места сплава, провел до самых далеких делянок конную узкоколейку. Три-четыре километра такой узкоколейки, которая вовсе не является новинкой в лесном деле, еще больше упростили бы вывозку, сберегли бы рабочую силу, облегчили бы труд и людям и лошадям. Вы и сами понимаете, что если мы углубим реку, если мы построим эту узкоколейку, то никому не придется выбиваться из сил, разбивать сани и калечить лошадей.
Жареная свинина остыла, стаканы стояли ненаполненные, папиросы и трубки погасли. Испокон веков природа была врагом человека. Природа скупилась на дары, природа нередко вставала суровым и непреодолимым препятствием на пути человека. Покорить ее, преобразовать соответственно своим желаниям и потребностям всегда стоило человеку огромных сил, но зато, когда это удавалось, в книгу истории вписывались самые зажигательные, самые захватывающие страницы. План преобразования туликсаареской природы захватил слушателей, к вражде против Реммельгаса примешались восхищение и молчаливое одобрение. Хоть с виду он еще так молод, этот лесничий, но в смелости ему не откажешь, никого не боится — ни реки Куллиару, ни начальника лесопункта Осмуса. Лицо чуть зарделось, но возле губ такая твердая складка, во взгляде столько задора и огня, что поневоле начинаешь ему верить: а кто его знает, вдруг все-таки будет сделано, как он сказал…
Браковщик Кари почувствовал себя глупо. Стоит как столб и словно воды в рот набрал. Выкопать новую реку? Построить узкоколейку? Послушать — так не поверишь, но кто этих большевиков разберет: раз говорят, значит и выкопают и построят. Если больше не будет порогов, если на конной узкоколейке застучат колеса, то… как знать… Кто-то дернул Кари за полу пиджака, и он обрадовался возможности потихоньку исчезнуть со своего боевого поста…
Низкий бас умолк. Питкасте сидел прямо, уперевшись руками в стол, словно намереваясь поднять свое длинное тело. Сонное и тупое выражение на его лице уступило место искреннему восхищению.
Все взгляды были обращены к Реммельгасу, все словно забыли о начальнике Куллиаруского лесопункта, о его ста двадцати процентах… Сам Осмус забыл о том, что лесопункт получил звание лучшего в леспромхозе, все у него в голове вертелось. Уж больно много было на него обрушено подряд: сперва лесосеки, потом изъятие неубранного леса, потом новое русло и, наконец, узкоколейка. Что за беспокойный народ появился на свете!
Но оцепенение Осмуса длилось лишь несколько минут. Он вспомнил о завоеванных позициях, а заодно о длинном, трудном и, что более ужасно, незнакомом пути, на который его намеревался толкнуть лесничий. И громко, очень громко Осмус сказал:
— Товарищ Реммельгас энергичный человек. Как и полагается молодежи, он горяч. А кто горяч, тот частенько бывает нетерпелив, а то и — вы уж меня простите — опрометчив. Новое русло, конная узкоколейка! Уж не слишком ли просто решает все это товарищ Реммельгас? Все равно как тот мужик, что говорит своей старухе: «А не сделать ли нам загон для козы?»
Кто-то в глубине зала громко фыркнул, кто-то еще хихикнул, но шутка не развеселила всех. Видно, речь Реммельгаса произвела слишком глубокое впечатление, чтобы рассеять его зубоскальством. У Осмуса хватило чутья сообразить это, и он принял серьезный вид.
— Смех смехом, но такие вещи не выкладывают между двумя блюдами. Ведь речь идет об огромном, ответственном деле. О деле, потребующем колоссального количества материалов, машин, людей. У нас нет ни того, ни другого, ни третьего.
— Люди у нас есть! — воскликнула Киркма.
— Машины дает мелиоративная станция, материалы — министерство, — добавил Реммельгас.
Осмус из-под нахмуренных бровей метнул на Киркму ядовитый взгляд.