Бросив что-то на дно стакана, он продолжал:
– … и, конечно же, Адаму будет все равно, если он узнает, что этот новичок, Гарри Сеймур, бросает на тебя пламенные взгляды всякий раз, когда ты проходишь мимо галантереи. Я вообще удивляюсь, как ему удается заканчивать работу вовремя. Такое ощущение, что он только и делает, что глазеет в окно и ждет, когда ты выйдешь из магазина, чтобы распахнуть дверь и сказать тебе: «Добрый вечер». Клянусь, что скоро он станет притчей во языцех всего квартала…
Я невольно засмеялась.
– Попридержи-ка свой злой язык, Бен Сампсон! У Гарри Сеймура лишь один недостаток – это то, что он новичок здесь и совершенно один, потому что не знает ни души за пределами магазина Лангли. Бедняга рассказал мне, что до того, как приехать сюда, он потерял жену. Ей было всего двадцать четыре…
– Немногим меньше, чем тебе, мисс Эмма! – сказал Бен. – На твоем месте я бы остерегался этого мистера Сеймура – его и его тоскливых карих глаз.
– Мне нравятся его глаза, – сказала я только из желания подразнить Бена.
– Вообще-то он не слишком соответствует типу мужчин, который обычно нравится женщинам! – отрезал Бен. – Таращит на тебя свои глазищи, как корова, и ресницами – хлоп, хлоп…
Склонившись над своими книгами, я попыталась скрыть улыбку. В действительности, мне вовсе не было неприятно ни слепое восхищение Гарри Сеймура, ни ворчание по этому поводу Бена Сампсона. Иногда мне хотелось немного встряхнуться от своих шелковых черных платьев и гроссбухов, и тогда одна только призывная улыбка на лице Гарри или трогательная ревность Бена способны были напомнить мне, что я все еще нравлюсь мужчинам. С возрастом я сделала для себя удивительное открытие: оказывается, мужчины тянутся к женщинам далеко не всегда из-за красоты. И чем старше я становилась, тем больше обретала уверенность в себе.
Минут десять мы просидели молча, по крайней мере Бен, как я и просила, попридержал свой язык, а вероятнее всего, он почувствовал небольшое напряжение, которое обычно охватывало меня, если дети должны были вот-вот вернуться, а дела были еще не закончены. Глаза мои еще быстрее забегали вверх-вниз по колонкам цифр, а рука так торопилась, что скрип пера разносился по всей комнате. Однако при всей моей спешке, я все же не успела покончить с сегодняшними списками до того, как на лестнице послышались шаги и милые писклявые голоса.
Воспитанные в доме Джона Лангли, дети были обучены хорошим манерам. Анна лучше всех помнила, что в дверь следует постучать, а затем дождаться разрешения войти, но сегодня стук почему-то был неровным, и дверь распахнулась сразу же, впустив возбужденно рвущихся детей.
Первым заговорил Джеймс, старший из Розиных сыновей.
– Мисс Эмма, дедушка сказал Анне, что у нее будет собственный пони, а у меня только через год. Он сказал, что пока я буду учиться ездить на Аннином, а потом посмотрим… он так и сказал – посмотрим!
Анна была вся красная от возмущения; обычно это был чистый и аккуратный ребенок, а сегодня на ее щеках виднелись бороздки от слез.
– А Джеймс сразу же побежал к маме, и, конечно же, она сказала, что у него тоже должен быть свой пони… Она скажет папе, чтобы он ему купил. Это нечестно, мисс Эмма!
Она бросилась ко мне, и руки мои сами потянулись, чтобы принять ее в объятия. Но и Джеймс не отставал от нее, дергая меня за рукав и требуя своей доли внимания.
– У меня должен быть пони, мисс Эмма, потому что я мальчик! Ведь ты не станешь уговаривать маму, чтобы она передумала? Ну пожалуйста, мисс Эммочка, это так важно! – он все более настойчиво дергал меня за рукав.